а чёрный какой-то порошок. И пахнет, хоть порох вообще запаха не должен иметь…

Это что же выходит: сначала в ствол порох засыпается, потом туда же пуля закладывается. А потом только…

Потом только каким-то образом выстрел происходит, так что ли?

Да из лука не менее десяти стрел выпустить можно!

Это всё показалось мне настолько непохожим на истинное оружие древних, что я едва удержалась от смеха. И то потому лишь, что взгляд мой вновь упал на стоящие у ног носилки.

– Ну, что ж! – медленно проговорила я, пряча все три ружья в специальный ящик, прикреплённый к задней части кареты и опуская холщовый мешочек в специальный кармашек скафандра. – В общем, будем считать наш инцидент благополучно разрешившимся. Впрочем, если у вас остались ко мне какие-либо претензии, можете сейчас их высказать! Или подать жалобу в Сенат… нисколько против этого не возражаю…

Претензий мне никто высказывать не стал. Более того, когда я потребовала временно предоставить мне удобную и, главное, широкую повозку, дабы отвести этих троих в поселении в № 7, повозка тотчас же была предоставлена. Вместе с возничим, который должен будет потом её обратно в посёлок доставить.

Правда, сам возничий был от этой своей поездки далеко не в восторге, но его мнение, ни меня, ни поселковую верхушку, совершенно даже не интересовало.

Водрузив с помощью Корнея все три носилки на повозку (они там как раз в один ряд поместились), возничий тронул лошадей. А я, оставив Корнея в повозке, вновь забралась в карету, и наша кавалькада медленно двинулась по направлению к Смрадной топи или к поселению № 7, как её теперь принято было называть.

* * *

В Смрадную топь мы прибыли ещё засветло. За ограждение, правда, заезжать не стали, остановились возле здания бывшей комендатуры: добротного двухэтажного здания из белого кирпича.

Возле каждой из резерваций имелись подобные здания, возведённые в незапамятные ещё времена по одному и тому же проекту. А три года назад, когда резервации в независимые поселения превратились, в этих бывших комендатурах разместились нынешние администрации каждого из поселений.

Тут, в просторном и относительно чистом помещении, я и намеревалась переночевать. Да и за тремя избитыми и израненными чужаками в здании этом будет налажен куда лучший уход. Тут даже специальные помещения предусмотрены, именно под санитарные нужды.

Староста поселения тотчас же выбежал из здания, дабы самолично поприветствовать столь высоких гостей (меня, то есть!). Но я в самом начале прервала его бурные и чрезмерно восторженные словоизлияния и приказала сначала доставить (со всеми предосторожностями) трёх раненых в санитарную часть здания и там их внимательно осмотреть, что и было проделано незамедлительно.

Возница на поселковой повозке поспешил поскорее отсюда убраться, и я, разумеется, задерживать его не стала. Ещё и поблагодарила, чего он, возможно, даже не расслышал, усиленно нахлёстывая лошадей.

Своего же возничего вкупе с его помощником я отправила на гостевой двор, где и им, и их лошадкам будет оказан достойный приём. Велела только утром вновь сюда прибыть вместе с каретой. Не слишком рано, но и особо запаздывать тоже не советовала.

А вот Корнею я ничего приказывать не стала, и он остался, хотя вполне мог уехать сейчас вместе с кучером и провести вечер в какой-либо из местных забегаловок в компании бывших своих дружков и развесёлых девиц лёгкого поведения. Ну что ж, остался, так остался…

Поднявшись в отведённые мне покои на втором этаже, я впервые за сегодняшний день пожалела, что нет рядом со мною Анжелы. Может, надо было взять её в эту поездку… впрочем, что толку сейчас об этом сожалеть.

Роскошные были покои, даже излишне роскошные, особенно спальня. Не иначе, как тут ранее сам комендант резервации обитал. Ведь, не только санузел, но даже душ с горячей водой тут имелся… и это при всём том, что редко коменданты резерваций ночевать в своих резиденциях оставались, хоть и случалось такое время от времени. Особенно, ежели любовниц заводили. Из поселковых дамочек, а иногда и из резервации местной…

Интересно, а кто тут сейчас обитать изволит, в покоях этих шикарных? Уж не сам ли староста, мне временно и с болью в сердце жилище своё уступивший?

А впрочем, какая, блин, разница!

Покинув, наконец-таки, изрядно надоевший мне за день скафандр (а предварительно заперев входную дверь на все имеющиеся засовы и запоры), я скинула с себя одежду и решила принять душ.

Мылась я долго и основательно, потом тщательно вытерлась широким махровым полотенцам. А ещё потом вздохнула и вновь принялась облачаться в изрядно помятое и чуть пропотевшее даже походное своё обмундирование: брюки, рубашку, куртку, кожаные сапоги на шнуровке…

Висел подле душевой мягкий роскошный халат малинового цвета, и велико было искушение просто накинуть его на голое тело, а потом опуститься в одно из мягких кресел, стоящих вдоль стены, и некоторое время посидеть там. Просто посидеть, ни о чём конкретно не думая и ни о чём совершенно не беспокоясь.

Искушение сие было велико, но я его всё же сумела преодолеть. Просто напомнив себе, сколько раз уже за эти три года на жизнь мою покушались, и сколько ещё подобных покушений мне предстоит испытать. И не всегда крысы инициаторами этих покушений являлись, далеко не всегда…

Так что халат я накидывать не стала, но в одно из кресел всё же опустилась, после того, как последний шнуров на сапоге двойным бантиком завязала и кинжал на поясе закрепила. Но не дали мне спокойно посидеть в удобном этом креслице…

Осторожный стук в дверь… и вот уже я вновь на ногах. Кинула быстрый взор в сторону скафандра, потом, чуть поколебавшись, подошла к двери.

– Кто это?

– Откройте, Повелительница! – раздался за дверью дрожащий женский (или, скорее, девичий) голосок. – Я вам ужин доставила!

Ладно, ужин, так ужин!

Положив левую руку на рукоятку кинжала, я принялась правой отодвигать задвинутые ранее засовы. Потом осторожно приотворила дверь.

За дверью оказалась девушка, примерно, моего возраста, тоненькая и кудрявая. А перед ней какой-то столик на четырёх колёсиках, весь заставленный самыми разнообразными и притом весьма изысканными яствами.

Ну а как же иначе можно сервировать стол для всемогущей и даже всевидящей Девы-освободительницы?!

– Ваш ужин, Повелительница! – проговорила почти жалобно кудрявая девушка. – Разрешите войти?

– Ладно, входи! – проговорила я, всё ещё не в силах оторвать потрясённого взгляда от всего этого пищевого изобилия. – Вернее, въезжай!

Потом я захлопнула дверь и вновь до упора задвинула все засовы.

А девушка ловко подкатила свой столик на колёсах к стоящему посреди комнаты овальному столу. Потом быстренько