— Знакомый, — ответила я.

Другого ответа у меня не было. Друг? Мужчина, волнующий меня, не дающий мне возможности опомниться? Кто?! Начальник Эдуарда, под которого тот заставил меня лечь? Мужчина, с которым я впервые за свою жизнь получила удовольствие от секса?

— Добрый вечер, — подойдя, обратился Демьян не ко мне — к моей дочери. Причём на лице его не было даже намёка на улыбку, а голос был серьёзным. — Ты Софья, верно?

Соня напряглась. Несколько секунд она внимательно разглядывала Терентьева и только после медленно кивнула.

— Меня зовут Демьян, — он тоже рассматривал её. Не так, как когда-то меня — совсем иначе, но столь же пристально.

Ветер погнал листья по земле. Один — золотисто-рыжий, кленовый, ударился о ботинок Терентьева и закружился дальше. Демьян глянул вдаль, после на меня.

— Пойдём в машину. Боюсь, без дождя не обойдётся.

— У меня есть зонт, — я не спешила.

Мы стояли, глядя друг на друга: он — уверенно, зная, что в конечном итоге всё будет так, как скажет он, я — пытаясь понять, готова ли я хотя бы мельком позволить ему коснуться жизни собственного ребёнка. Чувствовала пальчики Сони, её тепло, мягкую шерсть её пушистой перчатки и не находила ответа.

— Пойдём в машину, — он снял с моего плеча сумку и пошёл к Лексусу.

Я судорожно выдохнула и последовала за ним.

— Мам, — стоило нам отъехать на пару сотен метров, Соня заёрзала.

Я рассматривала рисунок: большой кот, свернувшийся на подоконнике. Детский рисунок, но, Боже… Как же права была воспитательница. Незримые штрихи, что уловила моя дочь, будто вдыхали в него жизнь. И ведь когда-то я тоже могла…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что, солнышко?

— Я есть хочу, — помедлив, смущённо призналась Соня всё так же шёпотом.

Альбомный лист выскользнул из моих пальцев, и я, обернувшись, увидела его в руках Демьяна.

— И кто в этом виноват? — в машине было тепло, я сняла с Сони шапочку. — Почему ты не стала ужинать? Мария Сергеевна сказала, что ты вообще ни к чему не притронулась.

— Там были макароны, — едва не скривившись, выпалила Сонька. — Серые и слипшиеся, а не такие, как у тебя. Я попробовала! Но они такие… — дочь поморщилась, мне же оставалось только покачать головой.

Коснувшись мягких волос, я погладила её по голове. И как объяснить ей, что наша жизнь уже не будет такой, как раньше? Может быть, дорогие итальянские макароны позволить мы себе и сможем, но вот остальное…

— Ты любишь блинчики? — неожиданно спросил Демьян, вновь обращаясь не ко мне, а к Соньке. — Или, может быть, сырники?

Дочь смущённо замялась. Вскинула голову и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я же посмотрела на Демьяна с предупреждением. Не знаю, что я испытывала в этот момент. Не страх и не гнев, скорее… Настороженность. Приоткрыв рот, я хотела было сказать, что мы поужинаем дома, что нам ничего не нужно, но опять… опять, чёрт подери, встретилась с ним взглядом. И теперь дело было даже не в том, что он пытался подавить меня. Нет.

— Ты же не против, если мы поужинаем втроём? — спросил Демьян и протянул мне нарисованного кота. — Твоя дочь великолепно рисует. На твоём месте я бы повесил этот рисунок в рамку.

Я приоткрыла губы, дыхание так и застряло где-то внутри.

— Так что насчёт ужина? — он посмотрел на меня, потом на Соню.

— Я… — я всё-таки заставила себя выдохнуть. — Я не против.

— И я, — неожиданно подала голос Соня. — Я сырники люблю. С клубникой и сметаной.

— Соня! — Выхватив из стоящей на краю подставки ярко-жёлтую салфетку, я принялась вытирать вымазанные вареньем пальцы дочери. — Ты с ума сошла?

В кафе, куда привёл нас Демьян, готовили очень вкусно. Принесённый мне греческий салат оказался выше всяких похвал, да и Соня ела с удовольствием. Забывшись, я не сразу заметила, что она, закончив с сырниками, принялась собирать с тарелки остатки варенья, и ладно бы лежащей рядом ложкой — пальцем!

— Разве так можно?

Я вытащила из сумки влажные салфетки и начисто вытерла её ладошки. Чувствовала, что Демьян смотрит на нас и едва не горела со стыда.

Стоило мне выпустить её руку, она потянулась к чашке с какао и сделала несколько больших глотков.

— Можно я пойду? — голосок её звучал тоненько.

Она посмотрела в сторону детской игровой зоны, находящейся в нескольких метрах от нас, потом снова на меня. Ругать её не было ни сил, ни желания. Смена детского сада, побег Эдуарда, переезд к Светке… За последнее время обе мы пережили очень много. И пусть она, в силу возраста, легче принимала перемены, я понимала, ей тоже трудно.

— В следующий раз пользуйся, пожалуйста, ложкой, — как можно строже попросила я. — Договорились?

Соня заёрзала на стуле. Опять посмотрела на детский городок, и я, сдавшись, отпустила её. Не прошло и минуты, как она, юркнув за дверку, уже взбиралась на маленькую горку.

— Извини, — обратилась я к Демьяну. — Обычно она так себя не ведёт.

— Она ведёт себя, как и положено вести себя пятилетнему ребёнку, — ответил Демьян, глядя на меня. — Вряд ли стоит её за это упрекать.

Всё то время, что мы находились рядом, я чувствовала неловкость. Воспоминания о вчерашнем вечере и о том, что случилось между нами раньше, заставляли нервничать, не давали покоя, и теперь, стоило нам остаться наедине, неловкость усилилась.

— Не пытайся подобраться ко мне через дочь, — переборов себя, ответила я ему прямым взглядом.

— Разве я пытаюсь?

— А что ты сейчас делаешь? — от его взгляда мне было не по себе.

Я чувствовала, как меня охватывает волнение, как кровь становится теплее, быстрее бежит по венам, как внутри просыпается что-то, что будить получалось только у этого мужчины. Но Соня… Она была моим самым слабым, самым уязвимым местом и при этом она же делала меня сильной. Она была моим стержнем, моим огоньком, заставляющим держаться даже тогда, когда было совсем плохо, ведущей меня за собой путеводной звездой.

— Сейчас мы ужинаем, Дарина, — спокойно проговорил он и, заметив официанта, кивком попросил подойти его. Опять посмотрел на меня. — Софья хотела есть, разве не так? Здесь прекрасное детское меню, к тому же есть место для игр, чтобы она могла хорошо провести время, пока мы ужинаем. — Подошедший официант остановился возле столика, и Демьян, едва посмотрев на него, проговорил: — Двойной чёрный кофе со сливками и домашний глинтвейн для моей спутницы. Ещё, пожалуйста, безе от шеф-повара.