Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роар озадаченно замер.
– Разве вчера ты сражался со своим зверем? – испытующе взглянула на него я, подметив краем глаза, как заинтересованно поглядывает в нашу сторону Наран. Рокхет тоже косился, но скорее неодобрительно. И не исключено, что все-таки надумает вмешаться, чтобы я не развращала ум молодого волка своей кошачьей ересью. – Скажи, Роар, а позавчера тебе тоже хотелось ударить своего волка? Он сделал тебе плохо? Больно? Он хотя бы раз пытался совершить то, чего вы, мохнатые, так боитесь? Стремился поглотить твой разум?
Брови рыжика сошлись почти на переносице.
– Я… не помню. Честно.
– Но тебе было хорошо? – продолжала допытываться я.
– Да, – едва слышно признался оборотень. – И именно это кажется мне неправильным.
Я только вздохнула:
– Как же с вами тяжело… вот скажи, глупый: есть разница, когда твой зверь сидит в клетке и вынужден отдавать тебе свою силу, потому что ты заставляешь его это делать, или когда он делает это добровольно? Ты сам хотел бы оказаться в клетке? Запертый там на долгие годы без малейшего шанса освободиться? С переломанными лапами, с тугим ошейником на горле, да еще когда со временем на нем появляются растущие внутрь шипы? Тебе бы такое понравилось?
Роар поджал губы:
– Нет.
– Так почему же ты удивляешься, что твоему волку не захотелось туда возвращаться? – ласково осведомилась я. – Что бы ты сделал на месте зверя, если бы однажды получил возможность вырваться? Остался бы? Или же попытался сбежать?
Рыжик дернулся, словно от пощечины:
– Зачем ты об этом спрашиваешь?
– Затем, что хочу услышать ответ. Так скажи: ты бы остался?
– Нет.
– Даже если бы это означало сойти с ума или умереть?
– Да, – так же тихо подтвердил оборотень. – Если бы меня не сумели сломать, я бы умер, но нашел выход.
– Тогда почему же твой зверь этого не сделал? – с жалостью посмотрела на него я. – Почему он не убил? Не сбежал? Не попытался ударить или укусить?
– Потому что… потому…
– Потому что вы – одно целое, дурья твоя башка! Когда ты ранен, ему тоже больно. Когда ты страдаешь, он тоже мучается. Чтобы снять с тебя дурацкое заклятие, твой зверь отдал собственные силы. Взамен на крохотную толику свободы и море сомнений, которыми ты изводишь себя уже который день!
Лицо молодого волка пошло красными пятнами. Он открыл было рот, чтобы что-то возразить, но передумал и снова нахмурился, нутром ощущая, что я права, но все еще стараясь найти аргументы против.
– Мне кажется, это лукавство, миледи, – неожиданно вмешался подъехавший ближе Наран. – И вы забыли, что зверю чужды человеческие устремления. Он живет тем, что попроще: поесть, поспать и – да, найти подходящую самку. Тогда как у человека намного больше потребностей. И они гораздо сложнее, поэтому зверю их сложно понять. Тем более принять.
– И что с того?
– Если дать зверю волю, он не станет соблюдать непреложные правила, принятые в цивилизованном обществе.
– Это какие же? – насмешливо посмотрела на него я. – Нельзя громко рыгать за столом? Пускать газы? Так это вопросы воспитания, а не природы.
– Не только это, – насупился Наран.
– А что тогда? Стремление людей укутываться в тряпки?
– В том числе.
– И чем же они вас, дорогие мои, смущают? – усмехнулась я. – Тем, что отсутствуют? А олень в трусах вас, случаем, не смущает? Или ворона в платье?
– Они – звери, – непреклонно заявил Наран. – Зверью одежда не нужна. Но мы-то люди.
– И чем же вы принципиально от нас отличаетесь? Роар, когда я была в звериной ипостаси, тебе мешало отсутствие одежды? Может, ты краснел и бледнел при мысли, что на тебе самом больше нет портков?
Рыжик отвернулся и пробурчал:
– Это другое.
– Да почему же? Я и в звериной ипостаси такая же, что и сейчас. Все помню, все понимаю. Никакой разницы! Вообще, соображаешь? Или, может, ты вчера жил одними лишь инстинктами? Забыл, кто ты есть, кто такой Рокхет, Наран? Забыл, что иногда ходишь на двух ногах и ешь невкусную кашу?
– Это другое!
– Да где ж другое, если ты все тот же?!
– Это… – Роар смешался, не зная, как объяснить, но потом тряхнул головой и упрямо набычился.
– Что? – усмехнулась я. – За себя в зверином обличье ты уже не отвечаешь? Разве не этому вас всю жизнь учили? Контролировать зверя в любом облике? Не позволять инстинктам взять верх и при любых обстоятельствах оставаться человеком? Тогда в чем же разница, объясни? Если и ты, пока бегаешь зверем, остаешься человеком? Почему в одном случае тебя отсутствие одежды не смущает, а в другом ты готов волком выть, лишь бы не взглянуть на меня лишний раз?
– Потому что так неправильно, – непримиримо проворчал Наран, ткнув свою клячу пятками.
– Нет. Потому что вы сами придумали себе ограничения, – припечатала его я. – В чем-то ты прав – звери живут простейшими чувствами и желаниями. Но даже волки легко приручаются, если с ними правильно обращаться. Даже кошки делают то, чего от них попросят, если найти к ним нужный подход. Или, скажешь, не так, волк?
Наран в сердцах плюнул и умчался прочь, а Роар неожиданно задумался:
– То есть ты считаешь, что на самом деле зверя контролировать мы не должны?
– Должны, – улыбнулась я. – На то нам и дан разум. Но для этого можно использовать не только силу. Сам посуди: вчера у тебя не было такой возможности, но волк все равно тебя не подвел. Ты не мог его контролировать, а он не предал.
– Я… мне нужно подумать, – запинаясь, проговорил оборотень, нервно сжав пальцы на моей талии.
Я кивнула и раскованно потянулась.
– Думай. А я, пожалуй, навещу во-о-он те прелестные кустики, а потом еще немного посплю. Все равно до вечера делать больше нечего.
* * *
– Хочу молока! – заявила я, едва открыла глаза в следующий раз. – И свежезажаренного поросеночка! Или курочку! А можно и того и другого!
Роар, который до самого вечера так и продержал меня на руках, озадаченно крякнул:
– Где ж мы тебе молочка в такое время найдем?
– Скоро будет еще одно село. Скорее всего, последнее на границе с лесами друидов. Вот туда и заедем. Надеюсь, деньги у вас еще остались? – подозрительно прищурилась я.
– Остались, – успокаивающе махнул рукой приблизившийся Наран.
– Тогда точно заедем, – расслабилась я и, усевшись на лошадь, всмотрелась в быстро сгущающиеся сумерки. – Так. Давайте-ка прибавим шагу, а то, чует мой нос, скоро будет гроза. Мокнуть в лесу в такую погоду мне совершенно не хочется.
Лохматые одновременно покосились на хмурое небо, которое еще с утра было облачным. К вечеру его совсем затянуло, а среди и без того несимпатичных серых облачков стали появляться совсем уж темные тучи.