- Чепуха! - отозвался Бромберг.

- Тем более что я никакими шапками не заведую,- с кроткойулыбкой заметил Каретников.

- Совершенно ясно,- закончил свою мысль Соленый,- что Рахлиндействовал не сам по себе, а по прямому заданию врагов нашей литературы, враговнашего строя.

- Правильно! - согласился Черпаков.- Это не хулиганство, атеррор. Причем террор политический. За такие вещи у нас раньше расстреливали, иправильно делали.

На этом Ефим записывать прекратил. Он положил блокнот насвободный стул рядом с собой, посмотрел сначала на Черпакова, потом на Лукина,потом на Каретникова, заодно обнаружив, что человек в сером уже исчез, а на егоместе сидит блондин и причесывается.

Ведя себя последние дни вызывающе, Ефим готовился к разнымнеприятностям, но все же не к таким обвинениям. Он вдруг испугался, задрожал ипомимо своей воли стал лепетать, что товарищи его не так поняли, что он недействовал по чьему-то заданию, а совершил свой поступок, который признаетбезобразным, исключительно в состоянии аффекта. Потому что, будучи восемнадцатьлет членом Союза писателей и написав одиннадцать книг, причем все одиннадцать охороших советских людях, о людях мужественных профессий...

- Зачем вы нам все это рассказываете? - проскрипел голосЛукина.

- Виляет! - радостно отметил Черпаков и стал надвигаться наЕфима.Крутит хвостом, заметает следы. Вот она, сионистская тактика!

- Молчать! - вдруг закричал Ефим и топнул ногой.

- А с чего мне молчать? - Черпаков, надвигаясь, расплывалсяв наглой улыбке.- Я не для того сюда пришел, чтоб молчать.

- Молчать! - повторил Ефим. Он вдруг весь сжался, задрожал,выпустил вперед руки.- Молчать! - закричал еще раз и кинулся на Черпакова.

И тут произошло невероятное.

Черпаков вдруг испугался, побледнел и с криком: "Онменя укусит!" полез под стол Лукина. Лукин растерялся и, выкрикивая:"Виктор Петрович, Виктор, ты что, с ума сошел?" - стал отталкиватьЧерпакова ногами. В это же время Ефим тоже нырнул под стол. В нем проснулсяохотничий инстинкт, и он действительно хотел укусить Черпакова, но, когданагнулся, с ним что-то случилось. Во рту появился сладкий привкус. Затем передглазами возникла вспышка, какие бывают в процессе электросварки. Одна, другая,третья... Вспышки эти, следуя одна за другой, слились, наконец, в общеевеликолепное сияние, а тело стало утрачивать вес.

Обратившись в белого лебедя, Ефим выплыл из-под стола иначал набирать высоту, а члены бюро все удалялись и удалялись, задирая головы иглядя на Ефима с широко раскрытыми ртами.

Ефима доставили в реанимационное отделение Боткинскойбольницы. В диагнозе сомневаться не приходилось - инсульт с потерей речи ичастичным параличом правой руки.

- Положение серьезное,- сказал Кукуше молодой врач с рыжимипрокуренными усами и сам весь пропахший табачным дымом. Видимо, ему показалось,что она не оценила сказанного, и он, подумав, добавил: - Очень серьезное.

- А что я могу для него сделать? - спросила Кукушарастерянно.

- Вы? - Врач усмехнулся.- Вы можете только стараться его небеспокоить.

- Да-да,- закивала Кукуша,- я понимаю. Ему сейчас нуженполный покой и положительные эмоции.

- Покой - да,- сказал доктор, закуривая дешевую сигарету.- Аэмоции... пожалуй, ему сейчас лучше обойтись без всяких эмоций. Без плохих ибез хороших.

Кукуша с врачом, однако, не согласилась, в лечебную силуположительных эмоций она верила безгранично.

Когда ее вместе с Тишкой допустили к больному, она егоузнала с трудом. Он весь был опутан какими-то трубками и проводами, а голова отмакушки до подбородка замотана бинтами, отчего он казался похожим на пришельцаиз других миров.

Жена и сын - оба в застиранных казенных халатах - сидели упостели больного, безразлично смотревшего в потолок.

- Врач сказал, что ничего страшного,- говорила ЕфимуКукуша.- Все будет хорошо. Тебе, главное, не волноваться. А у нас все впорядке. Между прочим, вчера звонили из "Молодой гвардии" и сказали,что рукопись твою заслали в набор. А еще пришло письмо от директора "Ленфильма",сценарий отдан в режиссерскую разработку Ну, что еще? Да, белье из прачечной яполучила. У Тишки тоже все хорошо. Правда, Тишка?

- Все хорошо,- подтвердил Тишка.

- А что тебе сказали про твой реферат?

- Ничего особенного,- сказал Тишка.- Сказали, что опубликуютв ученых записках.

- Скромничает,- сказала Кукуша.- Академик Трунов сказал, чтореферат стоит иных пухлых докторских диссертаций. Так же он сказал, а, Тишка?

- Да, сказал,- кивнул Тишка.

- Так что у нас все хорошо, ты не волнуйся, ты лежи,выздоравливай. Как только тебе можно будет есть, я тебе принесу чего-нибудьвкусного. Хочешь бульон! А может, тебе чего-нибудь сладкого? Или, наоборот,кисленького? Хочешь, я тебе сделаю клюквенный морс? Нет? Ну а чего ты хочешь?Если не можешь говорить, ты мне как-нибудь дай понять, чего ты хочешь.

Ефим поморщился и промычал что-то нечленораздельное.

- Что? - переспросила Кукуша, наклоняясь к нему.

- Саску!

- Что? Что? - Кукуша оглянулась на Тишку, тот молча пожалплечами.

- Что ты сказал? Ну, постарайся, ну, попробуй сказать болеевнятно.

- Фафку,- сказал Ефим.

- Ах, шапку! - догадалась Кукуша. И обрадовалась: - Ты ещехочешь шапку! Значит, у тебя есть желания! Значит, ты еще ничего. Тывыздоровеешь! Ты поправишься. А шапка будет. Обязательно будет. Нет, ты недумай, я не пойду ее покупать. Я их заставлю. Они тебе принесут. Лунин личнопринесет, я тебе обещаю.

В палату вошла пожилая медсестра с набором шприцев.

- Ну все,- сказала она тихо.- Прием окончен. У нас с ЕфимомСеменычем процедуры.

Я слышал, что Кукуша прямо из больницы поехала к Лукину,который принял ее с большой неохотой. Страстно попрекая генерала, она требовалаот секретариата в порядке хотя бы частичного искупления вины все-таки выдатьшапку ее больному мужу.

- Он находится в критическом состоянии и нуждается вположительных эмоциях, - сказала Кукуша.

Генерал сидел с каменным лицом, давая понять, что проявленийложного гуманизма от него ждать не следует.

- Очень сожалею, но сделать ничего не могу. Мы хотели емупомочь, но он вел себя вызывающе и не хотел признать своей вины.

- Да какая вина! Причем тут вина! - закричала Кукуша.- Вы жезнаете, что он умирает! Ну да, ну хотел он получить хорошую шапку, ну укусилКаретникова, но он же умирает, умирает, это же получается смертная казнь!Неужели вы считаете, что мой муж заслужил смертной казни? На это Лукин ничегоне ответил. Он смотрел мимо Кукуши, и по лицу его было видно, что ему всеравно, заслуживает Ефим смертной казни или не заслуживает, умрет или не умрет.