Может, ее направили в отряд зачистки из-за того, что она Несовместимая, – когда я видела ее лицо, перед откатом, то успела заметить небольшой шрам над бровью. Тогда я не придала этому значения, и только потом, записывая увиденное в текстовый файл, вспомнила, что у Совместимых после лечения в модулях не остаются шрамы.

– И как же ты собираешься мне помочь? – складывая гильзы в лежащую на столе коробку, интересуюсь я.

– Как и в прошлый раз. Тогда ведь получилось, – невозмутимо отвечает девушка. – Попробуем?

Да, в прошлый раз я доверилась ей – и она помогла справиться с откатом. Она уже спасла мою жизнь и почему-то вновь хочет помочь. Почему? Что ею движет?

…Впрочем, какая мне сейчас разница? Мне предлагают помощь, почему бы не согласиться? Даже если у нее не получится – я ведь все равно ничего не теряю.

– А давай попробуем. – Я выхожу в центр круга серверных блоков, держа в руках вновь заряженный пистолет. – Что нужно делать?

– Встань точно напротив центральной мишени и прицелься. Когда я скажу «стреляй», ты выстрелишь, как стреляла до этого, – четыре раза, с паузой после каждого выстрела. Готова?

Кивнув, я прицеливаюсь. Быстрый взгляд на браслет – пульс девяносто три.

– Замечательно, – спокойно говорит малодушная. – А теперь опусти пистолет и закрой глаза. Подумай о месте, в котором ты чувствуешь себя в безопасности.

Оранжерея.

– В прошлый раз это ведь не сработало, – напоминаю я.

– Тогда у нас было мало времени.

Пожав плечами, я закрываю глаза, пытаясь вспомнить оранжерею. Я была там в прошлой жизни… нет, поправляю я себя, всего лишь восемь месяцев назад. Смерть Гаспара расколола мою жизнь на до и после, но я больше не буду отворачиваться от своего прошлого и подавлять воспоминания, опасаясь боли, которую они могут причинить. Горечь утраты останется со мной навсегда, но я больше не позволю ей отравлять меня.

– Сейчас ты восстановишь это место в своей памяти как можно подробнее. – Голос малодушной меняется, становясь мягче и ниже. – Постепенно, деталь за деталью… Вспоминай. Что ты можешь почувствовать с закрытыми глазами? Как звучит это место? Как оно пахнет?

Пение птиц, льющееся из тщательно замаскированных динамиков. Когда я закрывала глаза, находясь в оранжерее, то мне всегда казалось, будто она и вправду наполнена птицами, я слышала, как они перекликаются между собой, как перелетают с дерева на дерево…

Запахи. Я цепляюсь за это воспоминание, потому что оно самое яркое. Весеннее цветение – и потрясающие запахи, что переплетаются в свежем воздухе.

– Ощути реальность этого места, почувствуй себя в его пространстве. Подумай о том, где именно ты стоишь и что тебя окружает.

Легкий ветерок овевает мое лицо, донося знакомый тонкий аромат. Я стою недалеко от искусственного озера, рядом с миндальным деревом, чья красота в период цветения всегда завораживала меня, и мне нравилось ложиться под дерево, смотреть снизу на его покрытые нежно-розовыми цветами ветви на фоне голубого неба… Конечно же, это был всего лишь голубой фильтр на световых панелях, но, если сосредоточить взгляд на цветах…

– Что находится под твоими ногами? Шагни вперед и почувствуй это.

Внезапно мне кажется, что я уже слышала этот голос прежде, но эта мысль возникает лишь на мгновение и так же легко ускользает.

Трава. Я стою на молодой ярко-зеленой траве. Шагая, я схожу с травяного ковра и наступаю на полосу влажного песка перед озером. Я слышу, как песок хрустит под рифленой подошвой моего ботинка, слышу шелест птичьих крыльев где-то вверху, мягкое шуршание листвы деревьев…

Я делаю глубокий вдох, чувствуя запах цветущего миндаля. Сейчас он реален для меня, как ничто другое.

– А теперь ты должна вернуться. – В словах малодушной отчего-то слышится грусть. – Почувствуй себя в этом пространстве. Вспомни, где ты находишься на самом деле, вспомни все, что тебя окружает, – эти стены, эти экраны, эти мишени. Вспомни и шагни вперед. Стреляй.

Сделав шаг, я замираю в замешательстве. Стрелять с закрытыми глазами? Она что, издевается надо мной?

– Мишень находится прямо перед тобой. Стреляй. – Это уже звучит как приказ.

Нет, она точно издевается.

Я стреляю, затем медленно считаю до пяти.

Вновь стреляю, опять считаю, стреляю, считаю, стреляю…

– Открой глаза.

Увидев результаты стрельбы вслепую, я не удерживаюсь от нервного смешка. Первая пуля пришлась на плечо силуэта, два выстрела оставили отметины на белом поле мишени рядом с головой, а вот следа от последнего выстрела я не нахожу. Замечательно. Пуля ушла в изоляцию, и я не видела, в каком месте. И как мне теперь ее отыскать?

– Ничего не вышло, – замечаю я вслух, чем вызываю ответный смешок малодушной.

– Меткость сейчас не имеет значения, – говорит она, явно продолжая улыбаться. – Пульс. Проверь свой пульс.

Семьдесят девять. И я совершенно спокойна.

– Как я и думала. Дульное пламя, вспышка огня при выстреле – вот почему ты боишься стрелять. Тебя пугает огонь.

* * *

Медблок встречает меня музыкой, и я останавливаюсь на пороге, невольно улыбаясь. Прежде мне приходилось слышать музыку всего лишь несколько раз в году, по большим праздникам.

Повезло доктору – у него есть собственная музыка, не зависящая от праздников.

Плавная, тягучая мелодия льется из небольшой колонки, что стоит на столе Константина. Сам доктор сидит, подперев голову рукой, и, как мне сначала кажется, изучает какие-то материалы на своем планшете. Но, посмотрев на Константина еще раз, я замечаю, что он уставился в планшет невидящим, расфокусированным взглядом, а его губы беззвучно шевелятся, будто он что-то проговаривает.

– Доктор? – негромко окликаю я его. Никакой реакции. Подойдя ближе, я осторожно трогаю его за плечо. Константин вздрагивает, резко втягивая ртом воздух. Он несколько раз растерянно моргает, явно не понимая, где находится, и только потом в его взгляде появляется узнавание.

– А, это ты. – Он кашляет, чтобы прочистить горло.

– С вами все в порядке?

Доктор неопределенно пожимает плечами, утомленно потирает виски и хмурится, отключая планшет.

– Устал, – все же признается он. – Совсем уже ничего не соображаю.

– Очередной сложный пациент из Нулевого поколения? – догадываюсь я.

– Уже почти неделю в стазисе. – Константин кивает, прикрывая глаза. – Ее муж каждый день спрашивает меня про операцию, а я… Не знаю, как сказать ему, что я не справлюсь. – Он нервно сглатывает. – Операция очень сложная, риск летального исхода слишком высок, и, даже если бы здесь была целая команда врачей… – Константин умолкает, но через несколько мгновений хлопает по столу ладонью, чтобы хоть как-то выместить вспыхнувшую досаду. – Я пытался найти хоть что-то по ее диагнозу в Архиве Терраполиса, но не нашел ни записей с подобных операций, ни какой-нибудь информации – совсем ничего! В Терраполисе этот диагноз ставился одиннадцать раз, и как назло, ни одной операции, все пациенты успешно прошли лечение в медицинских модулях… А мы за все годы, что проторчали здесь, так и не смогли понять, как заставить эти модули работать без профиля Совместимости! Но ведь у жителей Терраполиса профилей не было! Не было! – Константин зарывается пальцами в волосы, нарушая идеальный порядок. Он явно близок к отчаянию, осознание собственного бессилия уничтожает его.