– Сколько мы пролетели? – спросил Редошкин.

– Не меньше тысячи кэмэ.

– Похоже, под нами когда-то разыгралось нехилое сражение. Вон какие шрамы остались.

– Вполне допускаю.

– Лес тебя не предупреждал?

– Нет.

– Посоветуйся.

– Не сейчас, это тебе не по мобиле разговаривать.

Аэробайк снова набрал высоту и увеличил скорость.

Ландшафт под аппаратом продолжал изменяться, и примерно через полчаса лесные заросли измельчали до полос низкорослого красного кустарника. Затем появилась полоса знакомых «мангров»: многоходульные деревья, наклонившие стволы в одном направлении, образовали многокилометровый пояс наподобие буферной зоны, отгораживающей лес от какого-то образования впереди.

– Что это?! – удивился Редошкин.

– Плантоиды, – пробормотал Максим.

– Что?!

– Лес окружает участки с негативной экологией искусственными растениями, биороботами, так сказать. Костя назвал их плантоидами.

– Зачем? Я имею в виду, зачем Лес выращивает эти… планктоиды?

– Он создаёт нечто вроде лекарственной блокады вокруг опухолей. Там, где мы высадились, образовались болотца вокруг воронок, и почти все они окружены такими поясами «мангров» и «баобабов».

– Вспомнил.

– Ну, вот, а здесь, наверно, бухнуло что-то посерьёзней.

На горизонте появилась тёмная полоса.

«Ещё один лес»? – подумал Максим озадаченно.

Однако это был не лес.

Пояс «мангров»-плантоидов сменился поясом жёлтых, с багровыми оспинами песков, которые превращались в бликующую перламутровой глазурью волнистую гладь вплоть до гигантского провала в земле.

Аэробайк вылетел к краю котлована, и Максим остановил аппарат.

Размеры провала поражали! Его диаметр достигал не менее десяти километров, а глубину измерить вообще было невозможно, так как большая часть дыры пряталась в тени. По первому впечатлению Максима глубина воронки была не меньше двух-трёх километров.

– Ни хрена себе! – восхитился Редошкин. – Это что же здесь рвануло?! Надеюсь, не термоядерная бомба?

– Если бы я знал… – пробормотал не менее ошеломлённый Максим, подумав, что Лес почему-то не предупредил его об опасности радиоактивного заражения. Для самого Леса радиация не играла большого значения, но людей она могла убить в два счёта.

Аэробайк набрал высоту.

При этом чёрная пропасть под ним ещё больше выросла в размерах, и Максиму показалось, что она с тоской – не с угрозой! – посмотрела на него.

– Уф! – выдохнул Редошкин.

– Ты что? – оглянулся майор.

– Взопрел!

– Представляешь, чем воевали Демоны Войны?

– Удивляюсь, как они не разнесли на куски родную вселенную!

– Я тоже.

– Может, это и есть Крепость?

Максим привычно прислушался к своим ощущениям.

Знакомый холодок просквозил позвоночник, открылись невидимые бездны, не воспринимаемые сознанием, и закрылись вновь.

– Нет, это не Крепость. Очевидно, в этом месте стоял какой-то укрепрайон, и его накрыли энергетическим ударом. Не думаю, что ядерным, радиацией не пахнет.

– Она же не пахнет.

– Это я образно. Мой организм чует такие вещи.

– Повезло.

Аэробайк поплыл над развёртывающейся под ним пропастью.

Затылок свело неприятным теплом.

Максим невольно поднял аппарат выше, пытаясь отстроиться от негативных ощущений. Но поток странного тепла, волнами поднимающийся снизу, продолжал щекотать кожу затылка, и майор резко увеличил скорость, уводя аэробайк к границам провала.

Мысль, что провал продолжает излучать вредные флюиды, даже если это была и не известная по школьным учебникам радиация, вполне могли оказаться правильной.

Дыра в оплавленной почве отдалилась, превращаясь в тёмное пятно на жёлто-красном фоне.

Стало легче дышать.

– Далеко ещё до Крепости? – ожил Редошкин.

Максим сосредоточился на поиске примет, по которым можно было определить местонахождение таинственного центра управления Демонов Войны. Показалось, что воздух вокруг аэромотоцикла начал свиваться в спиральные струи, пытавшиеся сдвинуть аппарат в направлении на уплывающий назад провал.

Он остановил аппарат, оценивая порывы ветра.

– Что-нибудь увидел? – отреагировал Редошкин, берясь за приклад карабина.

– Надо возвращаться…

– Зачем?

– Крепость, похоже, в том же районе, где располагается и дырка в земле.

– Так, может, это по ней кто-то долбанул?

– Похоже.

– Тогда от неё ничего не осталось.

– Проверим.

Аэробайк повернул обратно.

Тёмная полоса приблизилась, снова превращаясь в гигантский десятикилометровый провал неведомой глубины.

Снова сквозь затылок начал дуть тёплый ветерок, вызывающий щекотно-тревожное ощущение.

Максим сосредоточил внимание на приёме «лесного шёпота», надеясь получить подсказку «информатора».

На этот раз мысленно-вербального контакта не получилось, как он ни напрягался. Но по некоторым прорвавшимся к сознанию обрывкам «объёмной» информации стало понятно, что надо делать.

– Ищи дырки в склонах провала!

Аппарат скользнул к ближайшему обрыву, окунаясь в сумрак пропасти, и двинулся вдоль стены обрыва, источенной трещинами, состоящей из слипшихся каменных волокон и колонн из шлакообразного материала, уходящих в мрачную темноту.

– Хрен тут что-то можно разглядеть, – проворчал Редошкин, передёрнув плечами.

Максиму тоже стало не по себе. Дувший из провала ветерок, приносивший неприятные запахи, похожий на зловонное дыхание спящего в темноте исполинского зверя, заставлял байкеров нервничать и держать оружие под руками.

За полчаса облёта кромки обрыва они обнаружили не одну нишу и даже проверили несколько из них, подходящих по размеру. Однако того, что искал Максим, не нашли.

– Эдак мы сутки будем кружить, – уныло сказал лейтенант.

Взмокший от усилий сдерживать эмоции, до рези в глазах напрягавший зрение, Максим остановил аппарат и снова попытался связаться с «браузером» Большого Леса.

На сей раз ему вообще не ответили.

Впечатление было такое, будто между человеком и остальным миром выросла толстая прозрачная стена, не пропускающая ни световые лучи, ни мысли.

– Ч-чёрт!