Этот «лева» неожиданно всколыхнул тщательно запрятанные в дальние уголки памяти воспоминания. Электус — так называлась небольшая колония людей, проживавших на одной из станций, юридически принадлежавшей Земной Федерации. А по факту — банальная секта, долгие годы скрывавшаяся от всезнающих СМИ и официальных лиц. Хотя, нет, банальной ее уж точно не назовешь.

Электус, или избранная, назвал колонию основатель — Фридрих Дан, будущий отец и господин. Со своими сыновьями и несколькими приспешниками этот спятивший ученый, потерявший жену-однолюбку, занялся созданием новой, улучшенной расы «на основе» землян. Нового общества, где каждому мужчине полагается прекрасная избранница, которая будет любить, уважать, боготворить лишь его одного.

Много лет основатели колонии рыскали по федерации, собирая сведения о людях с редкой особенностью, фактически наследственной аномалией, называемых в народе однолюбами. Затем из таких семей иногда уговорами и враньем о прекрасном будущем, а чаще всего попросту похищали хорошеньких здоровых девочек, обещавших вырасти красавицами. Будущие избранницы должны быть безупречными!

За сорок лет существования колонии феномен однолюбов усилили путем селекции, правда он передавался детям обоих полов, но результат превзошел все ожидания Фридриха Дана. Более того, будущих избранниц «правильно» воспитывали с пеленок. В результате получались послушные, услужливые искусницы, которые, обретя «любимого», обязаны были всеми доступными способами украшать его жизнь. Моя мама была из второго поколения избранниц, уже «усиленным» однолюбом, а моим отцом стал сын самого Фридриха Дана, Михаил, его самый суровый последователь, тоже носитель аномалии. Наследственность, доставшаяся мне, до сих пор пугает до чертиков.

Михаила Дана я называла не иначе как папа. Ведь отцом мы звали исключительно Фридриха Дана. Моего деда, язык не поворачивается его так называть, почитали как бога. Мало того, многие верили, что вне станции нет другой жизни. Что мы, женщины Электуса, — избранные. Мы должны спасти мир от скверны одиночества и бездушия, поэтому должны нести добро, кротость и красоту. А мужчины Электуса — защитники; за нас, таких совершенных, они костьми лягут и сделают все!

Каждый день на ежевечерней службе отец вещал: «Семья — это святое!» И мы верили всей душой! Верили, когда нас лупили за детское непослушание, за непочтительный ответ мальчишке-грубияну, за то, что у пятилетней малышки не получались идеальные листики-цветочки на торте. Я верила, хоть и судорожно глотала слезы, когда папа бил маму из-за неудачного дня или плохого настроения. Мою робкую, красивую и добрую маму, которая любила его, несмотря ни на что. Верила, когда сама лежала в медблоке, когда заживала моя исполосованная кнутом спина — однажды я не сдержалась и бросилась под удар вместо мамы, которая была не в силах сопротивляться. Я не была кроткой, как бы в меня не вбивали сие.

Потом случилось чудо, первое в моей жизни. И я до сих пор считаю чудом, что нас «нашли и спасли»! Не представляю, как бы сложилась моя жизнь дальше, если бы в один прекрасный день станцию не заполонили люди в черном, не согнали всех жителей на самую большую площадку и не объявили, что мы — свободны. Та незабываемая, эпохальная речь закончилась паникой и слезами — многие просто не знали, что такое свобода.

А мне, двенадцатилетней девчонке, душа которой горела от боли и плакала от одиночества, в тот момент было все равно. За месяц до «освобождения» папа убил маму и сам ушел вслед за ней. Тогда я поняла, что любовь бывает разная: прекрасная и жестокая, как мама и папа, одна — свет, готовая отдать всю себя, а другой — мрак, поглощающий все подряд. И все равно они не могли жить друг без друга. Увы, усиленный синдром однолюба, как его позже назвали ученые, которым пришлось заниматься жителями Электуса и последствиями селекции, обнаружили страшный факт: избранники, однажды полюбив, быстро умирают, потеряв пару.

Я помню, что творилось после освобождения: семьи отпустили, а сиротам искали родных по ДНК. За время поисков и адаптации большинство девушек и женщин как-то незаметно «рассосалось». Чуть позже выяснилось, что многие стали избранницами мужчин с высоким положением в обществе. Дело по Электусу быстро замяли, засекретив все данные. Мужья бывших сектанток-колонисток постарались, чтобы их статусные имена не полоскали СМИ. Собственно, правильно сделали.

Не знаю, что бы стало со мной, если бы по генетическому коду не нашли моего родственника — пожилого генерала в отставке. Слишком старый, чтобы взять на себя полноценную заботу о внучатой племяннице, но достаточно благородный, чтобы позаботиться о моем будущем. Так, именно благодаря ему, в двенадцать лет я попала в кадетскую школу-интернат. Там жили и учились сироты военных, дети героев, которые отдали жизнь за Земную Федерацию и по тем или иным причинам не попали в приемную семью или под опеку родственников.

Я, девочка, которую с рождения учили раболепствовать перед мужским полом, прививали кротость кнутом, прекрасная хозяйка, обученная хранить семейный очаг, но толком ничего не знающая о мире за пределами Электуса, оказалась в другой социальной среде. Стала кадетом! С первых дней открывала для себя новый и непонятный мир, где пришлось отвоевывать честь, достоинство и жизненное пространство, стоять за каждую мелочь, каждый сантиметр, каждое «хочу». Без корней, связей, избегая привязанностей.

Мне не удалось обрести подруг или друзей — ежик снаружи, птичка внутри. Единственные, к кому я тянулась, — интернатские воспитатели для малышей или, по-моему, нянечки. Милые и душевные женщины, похожие на колонисток, «избранных». Вот с ними я и подвизалась в редкие, свободные от занятий часы. Ведь мне пришлось учить втрое больше, чем остальным воспитанникам, — на станции я непозволительно отстала от земной учебной программы.

Даже фамилия Пташко досталась мне от родственника. От мамы — застенчивость, которую поначалу постоянно приходилось преодолевать и красивая внешность, которой я, увы, не умею пользоваться. А от папы, надеюсь, — ничего!

В восемнадцать я «выпустилась» из интерната и по протекции того же родственника поступила в Военно-космическую академию как «военная сирота» с льготами, стипендией и полным довольствием. Спустя четыре года поняла, насколько правильным и взвешенным было решение пожилого генерала.

Обычный детдом, куда бы меня направили без покровителя, «выплюнул» бы совершеннолетнюю сироту — и все, поминай как звали. Приемная семья тоже «на любителя». Что бы мне светило дальше? Гарантированно: тяжелая работа, чтобы обеспечить себя и выплачивать кредит на обучение, закуток от государства, да туманное будущее. Зато «военный» интернат, с дисциплиной и регламентом, в сжатые сроки сделал из меня человека. Оказывается, все мужики — козлы, а не боги! Надо бороться, а не страдать по утраченному и родителям. И так далее.

Главное, поступила в академию — святая святых, обеспечившую всем необходимым, открывшую двери в благополучное будущее. Более того, в перспективе поможет завести полезные связи и, возможно, удачно выйти замуж. Военные ценят верных жен, как никто другой. Во всяком случае, генерал советовал пошире раскрывать глаза и найти «того самого», а не дичиться и не сторониться парней-курсантов.