– Какие у него были волосы?

– Что я буду иметь, если предоставлю вам сведения? Полагаю, вас приятно будоражит вопрос о том, были они прямые или волнистые, светлые или темные?

Игнорируя наглость и ироничную улыбку Эмабля Курсона, Виктор достал бумажник.

– Я заплачу, если вы удовлетворите мое любопытство, – сказал он.

– Он был брюнет с прямыми волосами, такой ответ вас устраивает?

– Вы уверены, что не придумали всю эту историю?

– Нет, мелкая вы газетная душонка. Но когда трудишься в поте лица в ресторане, глаза и уши у тебя всегда открыты. Я со знанием дела заявляю, что этот тип не был постояльцем из двадцать шестого номера.

– Да? А откуда вам это известно? Вы сами себе противоречите – сначала утверждаете, что не обращаете на габариты клиентов никакого внимания, а потом уверяете, что не теряете бдительности, как какой-нибудь краснокожий на тропе войны!

– Гони монету.

Виктор похрустел десятифранковой банкнотой, разорвал ее пополам и протянул половину официанту.

– Продолжение в следующем номере. Доброго вам дня.

И повернулся.

– Эй, любезный!.. Когда Филаминта стала кричать: «Там покойник! Там покойник!», все поднялись наверх и я испытал настоящее потрясение. Человек, которого убили в двадцать шестом, был облачен в костюм в клеточку, в то время как тип, которому я приносил поднос с завтраком, щеголял в полотняной рубашке и широких рабочих вельветовых шароварах…

– Художник?

– Может быть. А может, охотник на фазанов или аристократ. На нем были гетры. Он все чесал лопатки, будто хотел выбить из них пыль. На кровати лежала фуражка с откидным клапаном. И тут личность постояльца из двадцать шестого вызвала у меня подозрения. Фуражка была явно не в стиле господина Форестера, хотя, в конечном счете, от этих эксцентричных англичан можно чего угодно ожидать.

– Вы поставили дирекцию отеля в известность?

– Нет, я им ничего не сказал. Искать себе неприятностей? Нет уж, увольте.

– Тем не менее, коридорному вы об этом сообщили.

– Он обещал мне сохранить все в тайне. Мне нужно было прикрыть свои тылы, на тот случай, если…

– Продолжайте!

– Господин Дутремон вызвал полицию, я испугался и дал деру. Ну что, мои сведения стоят второй половины вашей бумажки? Привет, мне нужно работать. Забудьте обо мне.

Он положил деньги в карман и исчез в глубине таверны.

Виктор направился домой. Сведения коридорного нашли свое подтверждение: когда труп Энтони Форестера уже лежал в ванной, в двадцать шестом номере действительно был посторонний. Легри прошел от «Оловянного горшка» до мрачной тюрьмы Шатле, вышел к ярмарке Сен-Лоран и тут увидел вывеску: «У Жана Нико». Испытывая сладкое желание закурить, он решил купить пачку сигарет. Когда до табачной лавки оставалась всего пара метров, его подошва поскользнулась на раздавленной вареной картофелине. Легри пошатнулся, попытался схватиться за забор, но сдержать падение не смог. В то же мгновение по шее скользнуло что-то длинное и черное. Он поднес руку к лопатке и скривился от боли. Виктор изумленно посмотрел на рукав, зацепившийся за какую-то деревянную щепку. Он дернул его и порвал на локте пиджак. Какой-то прохожий помог ему подняться. Руки и ноги двигались медленно, как во сне. Его окутывал туман, но вот он, наконец, сфокусировал внимание на окружающем и увидел торчавшую из забора стрелу с красным оперением на конце. Осознав, что это судьбоносное падение спасло ему жизнь, он чуть не поперхнулся. Желание было одно: бежать.

Вокруг стала собираться толпа, до Виктора, будто издали, доносился шум, в котором явственно выделялось слово «доктор». Он покачал головой и прошептал:

– Это от жары.

Ему протянули стакан воды, который он жадно выпил. Зеваки стали расходиться. Легри быстро отломил оперение стрелы, сунул в карман и тут обнаружил, что потерял шляпу. Из витрины на него глянуло отражение – бледное, потустороннее, с растрепанными волосами.

Страх обрушился на него чередующимися волнами. Виктор прислонился к дереву. Ему то казалось, что это произошло не с ним, то его охватывала паника при мысли о том, что он мог отправиться на тот свет. Таша осталась бы вдовой, Алиса – сиротой. До его слуха донеслось замечание, высказанное могучей дамой, шествовавшей в компании с мужем. «Видел, Огюст, ничего зазорного в этом нет, у каждого свои знаки отличия!» – воскликнула она, указывая на завязки с бляшками на концах, которыми щеголял слуга, судачивший о чем-то с горничной в парче.

У Виктора не было никакого желания смеяться, но за несколько мгновений до этого он лишь в последний момент разминулся со смертью, что подвергло его нервы суровому испытанию. И он, не в силах себя контролировать, захихикал. Прохожие бросали на него требовательные взгляды. Какой-то уличный сорванец скорчил рожицу и показал на него пальцем:

– Он пьян!

Виктор с сожалением покинул прохладный оазис, создаваемый сенью листвы. Нужно вернуться домой и вновь оказаться в безопасной атмосфере книжной лавки. Легри медленно потащился к стоянке фиакров. Он вконец обессилел, задетая лопатка горела огнем.

Они уединились в подвале книжной лавки, в бывшей фотолаборатории, ныне переделанной в читальню. Незадолго до этого Виктор в подробностях рассказал Жозефу о своем утреннем расследовании. Тот нервно барабанил пальцами по столу, наблюдая, как Легри умывает лицо и грудь. Красная отметина на левой лопатке постепенно приобретала синий оттенок.

– Вот к чему приводит ваше неуемное стремление действовать в одиночку. Это упрямое желание держать меня в стороне могло закончиться трагедией. Вы видели, кто стрелял?

Жозеф вертел в руках обломок стрелы с красным оперением, чуть не убившей его шурина.

– По всей видимости, он следил за мной от самого отеля и видел, как я разговаривал с Эмаблем Курсоном. Сколько времени понадобится Мели, чтобы привести в порядок мой пиджак?

– Каких-то полчаса.

– Можно не сомневаться, что эта стрела, предназначенная мне, – родная сестра той, которой укокошили Исаму.

– Я могу оставить это вещественное доказательство?

– Можете, позаботьтесь о нем. Да, чуть не забыл: в этом пакете – известная вам фуражка, это улика.

Жозеф внимательно рассмотрел ее, вплоть до последнего шва.

– Тоже мне улика! Этикетка производителя срезана, а козырьков наподобие этого в Париже можно найти не одну тысячу, – проворчал он и запихнул пакет в карман.

Но тут вспомнил о Фредерике Даглане и закусил губу.

«Если Виктор узнает, что я дал его домашний адрес, то лопнет от злости. Поэтому я буду нем как могила».

– Не хотите показаться доктору Рейно?

– Не вижу смысла беспокоить его из-за обыкновенного синяка.