новые действия, которые она выполняет с помощью какой-то другой части мозга. Лаура умеет записывать файлы на гибкий диск, программировать DirectPlay, свободно оперировать динамическими массивами. Когда-то она билась над задачами про крестьянина, колышки и забор. Теперешние задачи надо решать не на бумаге, и звучат они так:

«При отладке программы с применением IIS в Visual Basic открывается программа IE, однако возникает ошибка “404 – Страница не найдена”. Причина в том, что IIS управляется с помощью W2000, а ссылки на доменное имя для VB и для IIS в W2000 не совпадают. Как модифицировать ссылку?»

И Лаура с этим справляется.

Помимо всего прочего он приносит ей фильмы. И университетские лекции. Внезапно она получает удар под дых: на экране возникает он. Он сидит за письменным столом, на фоне синей панели. Перед началом каждой лекции появляется ярлычок с обозначением: «Антропология культуры, этнология, этнолингвистика». И в следующей строке: «Карло Мария Балестри».

Первый шок – это ощущение его присутствия. Он здесь, обращается к ней с экрана. Но говорит «вы», как если бы перед ним сидел целый класс. Человек, который держит ее пленницей в железном ящике, учит юношей и девушек – неизвестно где, с неизвестно какой целью. Интересно, сколько у него таких ящиков? Лаура считала, что она у него главная. Но это была ошибка. С монитора компьютера он говорит: «Приветствую вас на третьей лекции по…» Значит, таких, как она, у него много? Это предположение оскорбляет ее.

И еще: теперь она знает его имя. Он снял маску. Это говорит о многом. Раньше у Лауры теплилась надежда, что в один прекрасный день она очнется на обочине дороги, совершенно голая: но теперь об этом можно забыть. Она знает его в лицо и может навести на него полицию. Если бы он не собирался держать ее взаперти до конца жизни, то, разумеется, не пошел бы на такой риск.

Третий шок – это его голос. Мягкий голос доброго дедушки. Бывает, он улыбается – как правило, если отпускает какую-нибудь остроту. У него забавный тик: он подергивает носом, особенно когда разгорячится, и от этого порой запинается. Лаура не вникает в содержание лекции, она изучает лектора. Его ледяные глаза, которые здесь, в ящике, ей никогда не удавалось как следует рассмотреть. Редкие седые усы. И руки, которые он держит, прижав ладони к поверхности письменного стола, словно это нечто отдельное от него. Он ужасен: на каждой лекции у него галстук-бабочка другого цвета. А пиджак, кажется, один и тот же. Здесь он появляется в совершенно другой одежде.

И, наконец, четвертое: быть может, все это лишь спектакль, очередная проверка, которую ей надо пройти. Лаура представляет себе, как он суетится перед телекамерой, как мастерит себе заставку, произносит речь, начинающуюся словами «приветствую вас». Это «вас» на самом деле обращено к ней одной. «Мы вышли на следующий уровень?» – спрашивает Мартина.

4:30. Обстановка на Миланской кольцевой автостраде… На западном участке пробок нет; движение по внешней стороне затруднено из-за аварии с грузовиком, у которого часть груза высыпалась на дорогу… После сводки звучит глупая песенка – любовь, любовь, любовь, и Лаура выключает радио.

Бывают такие периоды, как, например, сейчас, когда у нее стоит перед глазами лицо Мартины Канчелли. Стыдно признаться, но ее Лаура смогла бы нарисовать. А вот от лиц родителей сохранилось лишь туманное пятно. Во сне она порой все же издалека различает их, но стоит ей открыть глаза, как они исчезают за горизонтом пустыни, образовавшейся у нее внутри. А «конский хвост» лучшей подруги остается, словно незаживающий ожог. Потому что это она во всем виновата.

В разговорах с ней Лаура проводит целые дни, позвякивая цепью. «Я вышла из дому, чтобы тебе не было скучно одной, а ты меня бросила! – кричит она в лицо кукле. – А теперь посмотри, где я очутилась». У куклы точно такое выражение лица, как у ее названной сестры. Но настоящую клятву верности они друг другу так и не дали, и одно это уже должно было насторожить Лауру. Однажды утром они пришли в любимый уголок парка, к вертушке. И решили принести клятву. Для этого они разбили одну из пустых бутылок, которые появлялись в парке каждую ночь. Лаура сразу, не задумываясь, надрезала себе подушечку большого пальца. Выступила кровь – яркая, блестящая. «Теперь твоя очередь». Мартина взяла осколок, повертела его в руках. У Лауры в углублении ладони уже образовалась крошечная темная лужица. «Ну, давай!» Но лучшая подруга принялась чистить осколком ногти. Капля крови упала на землю, готовая впитаться в почву. «Если твоя кровь не смешается с моей, клятва не будет иметь силы». Мартина Канчелли рядом с ней описывала круги. Похоже, ей было чуточку смешно, чуточку страшно – возможно, она сама не ожидала, что так испугается. Наконец она тоже надрезала себе палец. Однако не по-настоящему, едва поцарапав кожу. Тем временем кровь Лауры затекла на тыльную сторону ладони (у нее уже закружилась голова – это все ее анемия). «Режь глубже», – сказала она. Мартина Канчелли вздохнула и сделала вторую попытку. Как больно. Пришлось присесть на вертушку, которая тут же издала пронзительный скрип. Взгляд Мартины мгновенно стал пустым. «Тебе плохо?» – спросила Лаура, которой известно, что означает этот потухший взгляд, хотя она не представляет себе, как выглядит сейчас ее собственное лицо. Подруга, силясь улыбнуться, протянула ей палец. Лаура поняла: это лучшее, на что та способна. Но лучшее, на что человек способен, – по определению не так уж мало, пусть даже другие ожидали от него большего. Однажды отец рассказывал Лауре, что бывают особенные люди, для которых просто выйти из дому – огромное напряжение, и к таким людям надо относиться с пониманием. Вот Лаура и пыталась отнестись с пониманием к Мартине Канчелли, которой удалось нанести себе лишь едва заметную царапину. Лаура прижала испачканный кровью палец к чистому пальцу Мартины и сказала: «Теперь мы как сестры». Мартина Канчелли растерялась; у нее с лица не сходило жалкое подобие улыбки. Увидев окровавленную руку Лауры, она побледнела. И молча кивнула головой. Это длилось всего мгновение. Затем Мартина отняла палец, встала и быстрым шагом направилась к дому. «Теперь мы как сестры!» – крикнула Лаура ей вслед. Мартина Канчелли ушла, опустив голову и оставив подругу с окровавленной рукой.

«Красное и черное» она дочитывает с трудом, а от «Анны Карениной» у нее замирает сердце. Лаура не прерывает чтения, хотя от холода уже не чувствует пальцев. Бывают моменты, когда отсюда, из наглухо закрытого железного ящика, она видит невидимую нить, которая все связывает воедино, которая тянется от астероидов к