Деда Володю нашли к обеду. Он был уже хорош. Участкового онвстретил как родного.

– Здорово, дед, что это ты уже с утра пораньше гуляешь?

У деда настроение было хорошее, он пил на честнозаработанные деньги, поэтому охотно похвастался участковому, что полечил одногомужика, его баба поцарапала, кровищи было – ужас, а он рану обработал и дажезашил его маленько, а руки-то – вот они, и даже совсем не дрожат, даром чтовосьмой десяток пошел. После этого дед Володя вдруг вспомнил, как мужик этотшипел ему в ухо там, в котельной, чтобы он дорогу туда забыл и что если онкомунибудь трепанет, то чтобы заранее гроб заказывал. Дед мигом протрезвел ихотел было потихоньку улизнуть, но менты вцепились в него намертво и неотстали, пока не узнали, где он лечил того мужика. После этого они дедаотпустили, велели сидеть дома и не высовываться, что дед Володя и выполнил срадостью. Милиция совещалась, участковый с сомнением качал головой и говорил,что навряд ли тот мужик еще в котельной, давно куда-нибудь рванул. Все-такирешили убедиться. Нашли котельную, проверили, нет ли другого выхода, участковыйпостучал, дверь открыл какой-то задрипанный мужичонка, ему мигом заткнули рот итихонько пошли вперед.

Вдруг сбоку раздался какой-то звук, мелькнула огромнаяфигура, Беленький рванулся вперед, отталкивая участкового, прогремело нескольковыстрелов, участковый ткнулся носом в стену, а от выстрела Костина огромныйчеловек, взмахнув неправдоподобно длинными руками, с размаху грохнулся на пол.Зажгли какой-то свет, подошли поближе. Участковый стонал, зажимая окровавленноеплечо. На полу лежал огромный мужик с перевязанным лицом. Он был мертв.

– Вот тебе и здрассте, – расстроенно сказал Костин.

– Ты что, не мог в ногу попасть? – закричалБеленький. – Ведь все концы обрубили, теперь хрен чего узнаем!

– А я нарочно, да? Темно тут, не видно ни фига. Что делать,теперь уж ничего не поправишь, считай, дело закрыто, ох и нагорит отначальства. А может, и проскочим!

Ровный шум мощного мотора «БМВ» убаюкивал, и Надеждазадремала, прислонившись к Валиному надежному плечу. Ей даже начал снитьсякакой-то сон – унылый и невразумительный, как заседание секциинаучно-технического общества. Вдруг машину подбросило, и она проснулась. Ониехали уже не по шоссе, а по проселку; это чувствовалось, несмотря на прекраснуюподвеску, машину кидало на ухабах. Проехали черный облетевший осинник, и посторонам замелькали домики дачного поселка, большей частью – довольно скромные,одноэтажные, обшитые потемневшей от времени вагонкой. Попадались изредка ировненькие кирпичные или каменные коттеджи – веяние времени, первые ласточки,залетевшие сюда из богатых пригородов и фешенебельных дачных поселков, двух– идаже трехэтажные дома с черепичными крышами, гаражами, просторными террасами.Надежда отметила про себя, что коттеджи наши богатые соотечественники строятуже не хуже, а, может, даже и лучше, чем на благословенном Западе, а воткрасивого сада ей видеть у них как-то не доводилось – то ли мода еще среди нихтакая не распространилась, то ли садовников хороших у нас нет, хотя это врядли.

Поселок был по зимнему времени пуст, многие дома заколочены.Но вот они проехали поселок до конца, свернули на какую-то тропу, состоявшую ужсовсем из одних ухабов, и наконец остановились перед скромным зеленым домиком.

– Вот и приехали, – сказал Павел, гостеприимно указываяна дом и участок. – Вот она, наша фазенда!

Присмотревшись к дому повнимательнее, он помрачнел.

– Похоже, у нас были гости.

Действительно, одно из окон было разбито, а входная дверьвыломана и полупритворена. Павел что-то пробурчал себе под нос и зачем-тообъехал дом, поставив машину так, чтобы ее не было видно с дороги.

Они вышли из машины. Надежда растерла затекшую в дорогепоясницу и следом за Павлом через выломанную дверь вошла в дом. Внутритворилось черт знает что: вещи из шкафов вывалены на пол, все коробки и ящикиперевернуты вверх дном, матрацы сброшены с кроватей.

– Странно, – сказал Павел, – такое впечатление,что ничего не взяли. Вон, даже бутылка водки нетронутая стоит. Все вывалено,перевернуто, разворочено – но ничего не украдено. Похоже не на кражу совзломом, а на обыск.

– Обыск и есть, – выразительно взглянул на негоВаля. – Хорошо бы только понять, что они искали и нашли ли это... да и ктотакие эти «они» тоже не мешало бы знать.

Павел начал, чертыхаясь, наводить в доме порядок, Надеждаему помогала.

– Чтоб их черти взяли, все крупы из банок высыпали ивермишель. Ладно, хоть белье постельное не испортили, больше здесь ничегоособенно стоящего и не было. Еще у отца в комнате погляжу, у него приборовмного было.

В мастерской покойного Никандрова было еще хуже: у всехприборов были сорваны корпуса, в них тоже что-то искали. Павел толькострадальчески охнул.

– Ну, тут уже ничего не поделаешь, это все только на помойкугодится.

Валя присматривался к приборам с живейшим интересом.

– Ага, вот, оказывается, где тот осциллограф, который приинвентаризации найти не могли! И гальванометр этот мне до боли знаком...Интересно, как покойник осциллограф-то с работы вынес? Остальные приборынебольшие, можно припрятать, но осциллограф здоровенный!

– Подумаешь, осциллограф! Уговорил какуюнибудь женщину, онаего под пальто пристроила, сказала, что в положении, и всего делов!

– А назавтра в проходной ее уже поздравляли с благополучнымразрешением?

– Да Бог с ним, с осциллографом, что же всетаки здесь моглиискать?

– Судя по тому, что они даже тестеры и гальванометрыразломали, что-то не очень большое.

Надежда повернулась к Павлу:

– Скажите, а где вы ключ от дома прячете? У всех обычно естьтакой тайничок для ключа – гденибудь под крыльцом, под скамейкой.

– А, сейчас покажу. – Павел вышел на улицу. – Естьу нас такой тайник, только не смейтесь. – Он подошел к дощатому нужнику,вошел внутрь и поднял стоявшее в углу перевернутое заржавевшее ведро. –Вот здесь... о, смотрите-ка!

Под ведром лежал ключ от входной двери и небольшой сверток вполиэтиленовом пакете. Павел осторожно развернул пакет. В руках у негооказалась видеокассета.

– Видимо, вот это они и искали.

Они вернулись в дом.

– Видеомагнитофона здесь нет, отец иногда привозил его длякакой-то своей работы, но, наверное, увез. Больше, я думаю, мы ничего ненайдем, надо возвращаться.

– Давайте хоть чаю выпьем, а то холод такой, дом совсемвыстудился.

Павел включил в сеть электрический чайник и полез в шкафчикза заваркой.

– О, смотрите, не обманул отец, купил Маринке «Пуазон», вотдухи, а я сперва не заметил. Выходит, правда были у него деньги.