— Какой вы старик!

— Старик, старик, — вздохнул он. — Почти шестьдесят годочков. Внуки большие. Не успеешь оглянуться — правнуки появятся. Дожить бы только... Не пойму я никак, Алексей Петрович, что вы могли не поделить с Николаем Иванычем? По работе что-нибудь?

— Вы его знаете? — спросил Стукалов настороженно.

— Давно знаю, — ответил Захар Михалыч. — Ты здешний? Что-то я не припомню...

— Приезжий. По распределению.

— Тогда понятно. И какие же у вас общие дела?..

— Общие?.. — Стукалов как-то нехорошо усмехнулся, и старому Антипову показалось, что он сейчас раскроется, расскажет всю правду.

В этот момент скрипнула дверь, и в комнату боком вошла девушка.

— Ты не один?.. — растерянно пробормотала она, увидав Захара Михалыча, и попятилась назад. — Я потом зайду, попозже...

— Ладно, — сказал Стукалов.

— А мы уже все дела закончили, — поднимаясь, сказал Захар Михалыч. — Всего хорошего, Алексей Петрович. Не забудьте о моей просьбе. До свиданья. — Он кивнул девушке.

В сущности, ему больше нечего было делать здесь. Все ясно. Он не мог ошибиться, память на лица у него всегда была отменная — девушка, пришедшая к Стукалову, младшая дочка Бубнова. Значит, у них любовь?.. Значит, есть все-таки общие дела с Николаем Иванычем? Потому Стукалов и не захотел рассказывать правду на партбюро, чтобы не впутывать в эту историю ее. Молодец парень! По-мужски поступил. Но что же у них произошло с ее отцом?..

Захар Михалыч вспомнил, что Нечаев работает сегодня во вторую смену. Есть возможность немедленно поговорить с ним, покуда они не сговорились со Стукаловым. Должен же он что-то знать, раз живут вместе.

Нечаева он нашел в молотовом пролете.

— Девушка, которая к Лешке ходит? — переспросил, уточняя, Нечаев. — Бубнова Ольга. А что?

— Дело тут одно...

— В следователи переквалифицировались?

— А ты не зубоскаль. Что у них происходит?

— Подробной картины создать не могу, — сказал Нечаев, разводя руками. — Лешка человек скрытный, себе на уме. А Оля... По-моему, она по уши в него втрескалась.

— Любит, что ли? — Захар Михалыч поморщился. Терпеть он не мог всяких жаргонных словечек, за что ругал часто и старшую внучку, которая приносила домой эти словечки с улицы.

— Со страшной силой! — уверенно ответил Нечаев. — Или я ни черта не понимаю в женщинах...

— В этом-то можешь не сомневаться, — улыбнулся Захар Михалыч.

— А ее предок, как его?..

— Кто, кто?

— Родитель, стало быть. Он ненавидит Лешку всеми клетками своего насквозь прогнившего организма.

— Ты бы поосторожнее о людях, — неодобрительно сказал Захар Михалыч.

— В гробу я его видел! Он Лешку к дому ближе чем на ружейный выстрел не подпускает, собакой травит. Прямо современные Ромео и Джульетта. Я бы на месте Лешки начхал на этого жлоба. Правда, мне Ольга не нравится, не в моем она вкусе, но раз он не может жить без нее... А‑а, слабохарактерный он, размазня! Прежде чем сплюнуть, неделю размышляет, насколько это нравственно. Отымка, одним словом.

— А это еще что такое?

— Отымка-то?.. — Нечаев рассмеялся. — Фольклор, Захар Михайлович! Моя бабушка так тряпки называла. Еще будут ко мне вопросы или я могу быть свободным?

— Стукалов любит ее?

— Об этом посторонних не спрашивают.

— Верно, — согласился Захар Михалыч. — А что у них с ее отцом произошло, не знаешь?

— Вроде бы Лешка дал ему по рукам, хотя нужно было врезать по морде, чтобы на всю жизнь запомнил. Таких жлобов учить надо, приобщать к культуре! Эй, куда прешься?! — закричал Нечаев на мужчину, который спокойно шел по пролету. — Жить надоело?!

Тревожно ударил колокол. Мужчина отпрянул испуганно. Мимо него, едва не задев, проплыла поковка вала, подвешенная на цепях, — потащили на термообработку.

— Бродят тут!.. — Нечаев выругался. — Потом отвечай за них перед прокурором. А Лешку нужно выручать, Захар Михайлович. Он за себя не постоит. Раззява, каких свет не видал с рождества Христова.

— И тот был отымкой? — спросил Захар Михалыч, улыбаясь.

— Конечно! Сами посудите: какой нормальный человек, уважающий себя, потащил бы собственное распятие? Чепуха! Да еще в гору, да еще в дикую жару! Все равно умирать мучительной смертью — пошел бы крушить этим распятием!.. Смирение ему понадобилось! А дураки еще молятся на него.

— Молчит твой Лешка, вот в чем загвоздка, — сказал Захар Михалыч с сожалением. — Виноват, и все тут!

— А вы Ольгу за жабры возьмите. Она расколется.

— Ну и выраженьица у тебя. Точно не по-нашему шпаришь. Или разучился по-русски говорить?

— А и не умел.

— Плохо. Учиться надо.

— На этот счет есть замечательная пословица, знаете? «Не умел, да умен»... — Он опять рассмеялся громко, от души.

— Умом тоже надо уметь распорядиться.

— Вот Лешка и распоряжается. Начитался книжек, в которых сопли на каждой странице висят...

— Ну тебя в самом деле, — рассердился Захар Михалыч на безалаберность Нечаева.

По правде говоря, он жалел уже, что дал втянуть себя в эту историю. Пусть бы разбирался кто-нибудь другой. Лучше всего женщина, они это любят и умеют. Однако теперь поздно, а совесть подсказывала старому Антипову, что Стукалов не виноват. Виноват, конечно, но не заслуживает очень строгого наказания. И не выручать его нужно, не спасать, а помочь разобраться в своих же личных делах. Если не разберется сейчас, запутается еще больше, а после внушит себе вредную мысль, будто бы нет справедливости. Будто и впрямь, как некоторые считают, человек человеку не друг и товарищ, как оно было, есть и будет всегда — должно быть, — а волк. Взыскание, хотя бы и строгий выговор, пустяк по сравнению с этим. Взыскание снимут, сохранилась бы вера в справедливость, в людей.

Он не заметил, как оказался возле пожарки. Вроде и не собирался заходить сюда... Впрочем, подумал старый Антипов, это и хорошо. Может, Бубнов на дежурстве, поговорить удастся.

Бубнов был выходной.

— А вы