— Да! С тебя поцелуй. — Он рассмеялся, притворившись, что хочет отобрать лопатку.

Натали провела по ней пальцем, собрав шоколад, и сунула в рот.

— М-м-м, дело того стоит!

— Плати, красотка! — Люк подошел на шаг ближе. Она пахла шампунем и лосьоном для тела. На губах — следы шоколада. Люк вытер их большим пальцем. Он любил ее лицо, с возрастом становившееся все прекраснее. Тонкие морщинки на лбу и у рта были следами той жизни, что они прожили вместе.

— Люблю тебя, Нат, — прошептал он, глядя на ее губы. Ему хотелось поцеловать ее так же, как в первый раз в восьмом классе. Она ответила на поцелуй, склонив голову.

— Я тебя тоже, — прошептала Натали, обдав его горячей волной дыхания. Люк обнял ее и прижал к себе.

В дверь позвонили, и Натали отстранилась, коротко поцеловав его напоследок. Люк застонал.

— Надо открыть.

Она отступила на шаг назад. Люк почему-то знал, что она не пойдет к двери.

— Подождут. Не уходи.

Но ее рука выскользнула из его ладони. В дверь снова позвонили. Да что им всем надо!.. Люку хотелось пойти за ней, но ноги не слушались. Натали отступала — шаг, другой — и наконец исчезла во тьме.

— Нет! Натали!

Вокруг завертелась черная мгла, опаляя кожу, не давая возможности сделать вдох, налетел тяжелый ужас…

На плечо Люку легла рука. Он проснулся, не сразу сообразив, где находится. Гостиная, кухня, дверь в столовую, полуразмороженный пирог на стойке, последнее письмо от Натали на груди…

— Папа, к нам пришли! — Мэй в пышной голубой юбке и кофточке с блестками забралась на диван рядом с ним. Наряд — подарок от бабушки Терри. Люк не стал бы покупать нечто подобное девяти… нет, теперь уже десятилетней девочке, однако самой Мэй блестки пришлись по душе. На плечах у нее лежали две ровные косички. Несколько месяцев упорных тренировок — и он почти научился…

Люк ласково дернул дочь за косичку.

— Прости, я задремал. Откроешь дверь?

— Уилл уже открыл, — прошептала она и поцеловала его в щеку.

Из холла раздался шум. В гостиную заглянула Энни.

— Привет! Я слышала, ты тут уснул посреди работы.

На ней были тонкий кардиган и прямые джинсы, которые мели пол с каждым шагом — непривычный облик, у себя дома она одевалась более свободно. Заметив письмо у Люка на груди, она чуть нахмурилась.

— Да, прости. Кажется, отведал слишком много замороженного пирога и впал в кому, — рассмеялся Люк, стараясь позабыть сон, из которого его выдернул дверной звонок.

— Над пирогом еще стоит потрудиться. — На этот раз она нахмурилась не всерьез.

— Кто ж откажется от бесплатной помощи. — Люк быстро свернул письмо и сунул в карман.

— С чего это бесплатной?.. У тебя фартук есть?

— В кладовке должен быть. Сейчас поищу.

Люк прошел в кухню и открыл дверцу шкафа. Порывшись в ящиках с салфетками, цветочными горшками и прочей ерундой, потянул за длинную ленту.

— Нашел. Лови!

Энни поймала фартук, встряхнула его и замерла.

— Может, другой поищешь?

Голос у нее дрогнул, будто она вот-вот заплачет. Фартук — белый, с цветными отпечатками детских ладоней и стоп — дети подарили Натали на День матери. Сделали его вместе с бабушкой еще до того, как Клейтон научился ходить.

Люк отвернулся, вспомнив последний День матери, что они провели вместе, еще не зная о диагнозе.

Он порылся в ящике, отыскал свой фартук, который повязывал, когда жарил барбекю, с дурацкой надписью «Поцелуй повара». Впервые после похорон они что-то праздновали всей семьей. Надо, чтобы было весело, поэтому чем меньше воспоминаний о той, кого отчаянно не хватает, тем лучше.

Люк скучал по Натали — своей жене, матери его детей, женщине, которую думал, что знал. Но его терзали многие вопросы.

Люк разыскал Энди Гарнера на «Фейсбуке». Профиль был закрыт. На аватарке стояла фотография мужчины в широкополой шляпе и солнечных очках, с огромной рыбой в руках. То ли Энди, то ли нет. Натали несколько раз ездила к нему в гости, брала с собой детей. На похороны он не приехал. О докторе Ниле Люк по-прежнему ничего не выяснил — отвлекся на приготовления ко дню рождения Мэй.

Подошла Энни, положила руку ему на плечо. Теперь она часто так делала. Сперва Люк напрягался, но потом вошел во вкус. Хорошо, когда тебя утешает другой человек из плоти и крови, а не только листки бумаги, вырванные из тетрадки.

— Этот я спрячу — не хочу, чтобы запачкался. Он особенный. — Энни аккуратно сложила белый фартук и убрала обратно в кладовку. — К тому же твой помоднее будет, как считаешь? — Она приложила к бедрам клетчатый фартук с нарисованным отпечатком губ.

— О да! — рассмеялся Люк. — Шикарно!

— Поможешь? — Ленты вокруг бедер Энни завязала сама, однако верхнюю металлическую пряжку надо было застегнуть на шее. Она повернулась к нему спиной и опустила голову. Люк сделал шаг вперед и ощутил цветочный запах. Он обтер руки о штаны и потянулся к пряжке. И тут раздался голос Брайана:

— Родная, куда салат положить? — Не дождавшись ответа, он поставил пластиковую миску рядом с пирогом. — Прикольный фартук! — Потом рассмеялся и провел пальцем по надписи на груди. — «Поцелуй повара». Пожалуй, так и сделаю!

Брайан схватил Энни за подбородок и прильнул к ее губам.

Та сперва отшатнулась, но ее муж, кажется, не заметил этого. Он обнял ее за талию и притянул ближе — тем же движением, которым Люк во сне прижимал к себе Натали. Только через пару секунд Люк осознал, что по-прежнему держит в руках пряжку фартука.

Он выпустил ее и отошел, глядя в пол. В груди бушевала ревность. Люк говорил себе, что его ничуть не волнует то, что Брайан целует Энни. Ему плохо потому, что больше никогда не доведется поцеловать Натали.

Энни отстранилась от мужа и перевела дыхание.

— Тут дети, Брайан!

— Кто — Люк, что ли? Не волнуйся, ему в школе рассказали всё про пестики и тычинки.

Энни обернулась через плечо. Люк заметил, что она покраснела. За то время, что они провели вместе, он научился читать у нее по лицу. Люк больше не воспринимал Энни как лучшую подругу Натали, а начал ценить ее как умного, сложного, неоднозначного человека, которого не мог до конца разгадать.

— Там, в холодильнике, пиво. Остынь, герой-любовник! — пошутил Люк, чтобы снять напряжение. Он не любил общаться с людьми вот так запанибрата, однако порой приходилось. — Энни обещала помочь нам с пирогом.

Брайан отпустил жену, раскрутив, как балерину. Она звонко рассмеялась. Должно быть, Клейтон услышал ее смех аж в своей комнате, потому что через несколько секунд на лестнице раздался топот детских ног.