— Энни! Я так соскучился!

— Я тоже, дружок!

Она сжала малыша в объятиях и поцеловала в макушку.

— Даже дня не прошло, — пробурчал Брайан. — Неужели за день можно так наскучаться?

— И по тебе соскучился, Брайан! — сообщил Клейтон и сунул в рот пальцы.

Тот вскинул голову, как собака, заслышавшая хозяйские шаги.

— Правда? И я скучал, малыш.

Энни улыбнулась мужу так, как никогда прежде. Люк видел улыбку, смущенную, веселую, счастливую и вымученную; сейчас она светилась гордостью.

Прижимая к себе Клейтона, Энни подошла к пирогу.

— Будем украшать пирог для Мэй? Я дам тебе облизать ложку.

Клейтон закивал.

Брайан, внезапно оставив шутливый тон, обратился к Люку:

— Слушай, у меня к тебе просьба.

— Конечно. Что стряслось?

— Не знаю, говорила Энни или нет, у меня скоро собеседование по новой работе.

— Ничего себе! Тебя повысят?

— Нет, это вообще не связано с полицией. Частная охранная фирма.

— Ого! Звучит неплохо.

— Ну, я пока губу особо не раскатываю, но, если меня возьмут, будет отлично. Гибкий график, работа полегче, а платят больше.

Упоминая про деньги, Брайан понизил голос. Люк переминался с ноги на ногу, пытаясь понять, куда он клонит. Кроме дурацкого вопроса «Всяких звезд охранять будешь?», на ум ничего не шло. Брайан заглотил остатки пива из бутылки.

— В общем, мне нужны будут рекомендации, а ребят из участка я попросить не могу. Ничего, если тебе позвонят и зададут пару вопросов?

Брайан положил ему на плечо тяжелую ладонь. Теперь Люк понял, что тот не зря столько лет проработал в полиции. Любой преступник тут же расколется. Поди откажи… Да и Энни только выиграет, если муж сменит работу: никаких ночных смен, не так опасно, а зарплата выше.

— Без проблем. Дай мой телефон. Буду рад помочь.

— Отлично! Может, они вообще не позвонят, но если вдруг — сообщи, ладно?

Люк кивнул. К ним подошла Энни.

— Джесси здесь. Заказываем пиццу?

— Я уже заказал, надо только забрать ее в «Сэмми». У меня где-то купон на скидку завалялся.

Люк просмотрел бумажки, прикрепленные к холодильнику разнокалиберными магнитами. Их дарили Натали ученики, привозя из путешествий. За двенадцать лет коллекция собралась приличная, за каждым — своя история.

— Посидите с детьми?

— Давай купон, я сам съезжу! — Брайан выхватил у Люка бумажный прямоугольник и достал ключи на цепочке. — Нянька из меня не очень.

— Ладно. — Люк достал из кошелька несколько двадцаток и протянул Брайану. — Должно хватить.

— Ага. Я быстро.

Брайан одернул рубашку, заправленную в джинсы, затем повернулся, словно что-то забыл, и, схватив Энни за руку, притянул к себе и опрокинул назад. Уилл и Мэй хором охнули. Брайан впился жене в губы киношным поцелуем. Когда он наконец отлип от нее, дети хохотали так, как не смеялись давным-давно. Люк не знал, почудилось ему или нет, но Брайан вроде бы посмотрел на него перед тем, как отпустить Энни: «Мне можно, она моя».

— Отлично! — смеялась Мэй. У нее был день рождения, и она веселилась, позабыв, что скучает по матери.

Тут девочка поймала взгляд Люка и погрустнела. В комнате царил задорный, праздничный дух, а она безмолвно спрашивала: «Все нормально? Ничего, что нам хорошо без мамы?»

— Все хорошо! — прошептал Люк одними губами. Девочка улыбнулась, но по ее щеке покатилась слеза. Она быстро смахнула ее и снова расхохоталась, когда Уилл передразнил звук поцелуя.

Джесси постучала по стойке.

— Эй, ребята! У меня есть бумага и клей для праздничных колпаков; давайте смастерим, пока еда не приехала.

— Ура! — завопила Мэй.

Уилл закатил глаза, но ничего не сказал. Посадил Клейтона на детский стул и сам уселся рядом с Джесси, которую Мэй душила в объятиях.

— Джесси, ты лучше всех!

— А ты как считаешь, Джесси действительно лучше всех? — негромко спросила Энни, повернувшись спиной к столу и пальцем подправляя блеск для губ. Люк рассматривал ее лицо, вдруг оказавшееся так близко: мерцающие синие тени, родинка на щеке, которую она всегда пыталась скрыть под макияжем. Он наклонился еще ближе: под слоем тонального крема темнело пятно по размеру куда больше родинки. Кажется, оно отливало синим.

— С детьми она ладит.

— А ты знаешь, что у нее серьезные проблемы со здоровьем? Уилл говорит, она ест не всё, пьет много таблеток и… ох, не хочется говорить… иногда ведет себя как маленькая. Она сама еще ребенок; не знаю, можно ли ей доверять наших ребят?

Люк склонил голову, рассматривая пятно у нее на скуле. Да, синяк. Но не только это выбило его из колеи. Обычно Энни была склонна видеть в людях только хорошее, слова о Джесси совсем не в ее духе.

— Согласен, порой Джесси выглядит усталой, но дети ее обожают. Инфантильна? Пожалуй. Единственный ребенок в семье, мать умерла, когда Джесси было двенадцать. А теперь она взрослая. Если сама считает, что справится, я не буду вмешиваться.

— Я-то ничего против нее не имею. Джесси хорошая, искренняя. Просто я подумала о детях. Хотела, как лучше.

Энни повернулась к детям, которые сидели за столом и увлеченно мастерили праздничные колпаки.

— Конечно, Джесси несколько ребячлива, но… Скажи лучше, что у тебя с лицом? — Люк потянулся к ее щеке.

Энни отшатнулась.

— Ничего. Поскользнулась в душе. Сильно видно синяк?

— Нет-нет.

Люк подошел поближе, чтобы оглядеть ушиб. В памяти вдруг всплыли детские страхи: гул отцовского голоса, крики мамы, умоляющей о пощаде, блеск часов и золотого браслета на левой руке отца…

Нельзя об этом думать. Нельзя вспоминать семью в маленьком домике на Винтер-лейн и то, как отец все разрушил.

— Болит? Голова хоть не кружится?

— Нет, порядок, честно. Застегнешь?

Энни повернулась спиной и подставила шею. Они так и забыли затянуть пряжку на фартуке. Люк щелкнул застежкой.

— Кстати, не воображай, будто я не заметила письма, которое ты читал, когда я пришла.

Энни уже позабыла о синяке и смотрела на него, вопросительно приподняв брови.

— Знаю, что заметила. — Люк взял лопатку, которой она намазывала шоколад на пирог, и бросил ее в раковину, затем включил воду и схватил губку для посуды. — Я и не скрывался. Они мне помогают, чего стыдиться.

— Да я тебя и не стыжу. Но почему ты не пытаешься выяснить, кто их отправляет?

Люк медленно выдохнул.