– Он явно испытал смертные муки…

Что ж, подумал Диппи, вообще-то это недалеко от истины.

Бал газовщиков

Глава первая. Любовофоби

Летом 1894 года в Ламбете наблюдалась острая нехватка преступлений, и Нью-катская банда оплакивала этот факт. Причем громко.

– Ума не приложу, что на них такое нашло, – сказал одиннадцатилетний Бенни Камински, в двадцатый раз кидая перочинный нож в балку на чердаке конюшни и в девятнадцатый промазывая. – Сдается мне, эти мерзавцы совсем нюх потеряли. И эту, как ее… силу воли.

– Возможно, они… ре-фор-ми-ровались, – высказал предположение Гром Добни, грязным пальцем поправляя очки на носу.

Гром был юноша с нежным сердцем, чуть помладше Бенни и всегда готовый думать о людях лучшее.

– Может, они решили завязать с преступлениями и заняться… ну, выращиванием овощей на продажу. Или плаванием. Типа как старый Диппи – он же бросил чистить карманы.

– Да он ни разу в жизни не обчистил ничьих карманов! – возразила Анжела Перетти. – Он просто выдумал, что был карманником, – хотел произвести на людей впечатление.

– Только это не сработало, – кивнула ее сестра-близнец Зерлина. – Впечатления он все равно ни на кого не произвел.

Двойняшки Перетти были на год младше Бенни с Громом. Девчонкам обычно не место в банде отчаянных сорвиголов, но к этим конкретным двойняшкам вся округа относилась с суеверным ужасом. Даже Громила Уоткинс из банды Нижнего Марша питал к ним здоровое уважение – это такое специальное уважение, которое очень способствует сохранению здоровья. Для своего возраста Анжела и Зерлина были маленькие – хорошенькие, будто ангелы, и настолько злонравные, что их и людьми-то назвать язык не поворачивался. Ни дать ни взять парочка лютых опасных духов из какой-нибудь древней Греции или Рима, каким-то чудом воплотившихся на пыльных улицах Ламбета. Как справедливо замечал Бенни, лучше, когда они у тебя в банде, чем где-то еще, неизвестно где, и все были с ним в том совершенно согласны.

Бенни нахмурился и пошел выуживать свой нож из соломы.

– Короче, если кто-нибудь в самом скором времени не устроит тут грабеж, или убийство, или хоть какое мошенство, я за себя не ручаюсь. Впору отказываться от карьеры детектива – у нее нет будущего. С тем же успехом можно идти попрошайничать на улицах. Да с тем же успехом можно с голоду помереть!

Пришел июль, а с ним тяжелая жара. Все кругом словно погрузилось в вялую летаргию – от воды в столичном питьевом фонтане до хвоста старого коняги Джаспера, сонно гонявшего не менее сонных мух на конюшне под штаб-квартирой банды. К тому же половина банды прохлаждалась не то в Ирландии, навещая очередных кузенов, не то в Манчестере – у очередных дядьев. Даже преступный мир, судя по всему, собрал манатки и свалил куда-то на каникулы.

Ни единого преступления, даже самого завалящего!

Какая плачевная перспектива.

Бенни еще разок прицелился в балку и метнул нож. Он серьезно подумывал стать Гаучо-Мастером-Ножа, как Поразительный Гонзалес, – они с Громом видели его в мюзик-холле на прошлой неделе. У сеньора Гонзалеса (чья фамилия в произношении Бенни почему-то рифмовалась с Уэльсом) имелась пригожая ассистентка по имени Карменсита. Он привязывал ее к доске и десятками метал в нее жуткого вида ножи на жуткой скорости. Когда ассистентку отвязывали, на доске оставался ее силуэт, окаймленный ножами. Но и это еще не все! Затем сеньор Гонзалес повторял трюк, но уже с завязанными глазами, а Карменситу при этом крутили вместе с доской и так быстро, что казалось, будто у нее дюжина голов и штук двадцать ног.

Разумеется, Бенни и сам без труда исполнил бы этот трюк, будь у него только набор ножей и ассистентка. А когда нож у тебя только один, да и тот перочинный, и никто из двойняшек почему-то не торопится послужить искусству, чего ты можешь добиться?

Правильно, ничего.

Весь мир был сейчас против Бенни. Он мрачно метнул нож. Тот снова зловредно отскочил от деревяшки и зарылся в населенную блохами солому под стрехой.

– Ну, зато мы заставили Дика встретиться с Дейзи в парке, – заметила Анжела. – Хоть что-то полезное.

Гром и Бенни мгновенно навострили уши. На этом можно сделать деньги.

– Он, наконец, собрался? – взволнованно спросил Гром. – Он будет делать предложение?

Дик Смит был молодой газовщик, весьма популярный в Нью-Кате игрок в крикет, а Дейзи Миллер – симпатичная молодая девушка. Все считали, что для Дика она будет идеальной партией.

Дик на самом деле тоже так считал. Как, собственно говоря, и Дейзи.

Впрочем, имелось одно затруднение: Дик был слишком застенчив, чтобы взять, наконец, и сделать ей предложение. Азартные жители Нью-Ката уже некоторое время бились об заклад, сподобится он на это или нет, а если да, то когда. Змееглаз-Мелмотт, местный букмекер, начал прием ставок с шести против четырех, что таки нет, и несколько человек уже приняли пари. В общем, Дик никак не мог заставить себя сделать решительный шаг, и Дейзи уже начинала терять терпение. Ставки, соответственно, выросли до двух к одному. При таких обстоятельствах, поставив шестипенсовик, вы могли выиграть целый шиллинг, и Бенни с Громом испытывали сильное искушение подтолкнуть Дика в нужном направлении.

Дело в том, что у них был секретный источник информации в лице двойняшек Перетти. Анжела немного помогала по дому у Смитов (за деньги, разумеется; выручила не то шиллинг, не то два), а Зерлина – параллельно у Миллеров, так что вместе они держали под контролем обе партии.

– Стало быть, они собираются встретиться в парке? – уточнил Бенни. – Когда?

– В шесть, – сказала Зерлина. – Это мы их туда отправили. Он наверняка скоро сделает предложение – может, даже сегодня. Если, конечно, наберется храбрости.

– Сколько вы поставили у Змееглаза? – поинтересовалась Анжела.

– Полкроны, – скромно сказал Бенни.

– А я – шиллинг, – добавил Гром. – Маловато, но все-таки. Мы просто не имеем права проиграть!

– Полагаю, нам стоит тоже появиться на месте свидания и придать ему немного сил, – задумчиво сказал Бенни. – Сейчас…

Он поднял неплотно лежащую черепичину в крышном скате и посмотрел на часы над ювелирной лавкой через улицу.

– Сейчас уже почти полшестого. Вперед! Идемте, приободрим нашего друга!

Парк представлял собой небольшую косматую лужайку, утопавшую в грязи по зиме и в пыли летом. В нем также имелись пара десятков деревьев, беседка для оркестра и пруд, который усердно бороздило семейство на редкость безнравственных и злонамеренных