Было уже шесть часов, когда Бэнкрофта и Мейсона отпустили изофиса шерифа. Деллу Стрит освободили через несколько минут, после того как яхтудоставили в док.

Когда они возвращались назад в машине Бэнкрофта, миллионердал волю своим сомнениям.

– Как вы думаете, они уже допрашивали мою жену? – спросилон.

– А зачем, по-вашему, они продержали нас столько времени поднадзором? Разумеется, они допросили вашу жену, и вашу падчерицу, и всюприслугу, какую только смогли найти.

– Я сказал жене, чтобы она абсолютно ничего не говорила,пока я не вернусь.

– И что вы собираетесь делать, когда вернетесь?

– Скажу ей, чтобы она продолжала молчать, пока вы не дадитеей свои инструкции, – ответил Бэнкрофт.

Мейсон сказал:

– Вы должны были позвонить мне прошлой ночью, но вместоэтого стали давать ей свои советы, и теперь мне остается только приниматьситуацию такой, как она есть, и пытаться извлечь из нее то, что еще возможно.Сейчас я не удовлетворен тем, что происходит.

– Что вы имеете в виду?

Мейсон заметил:

– Я не думаю, что вы рассказали мне всю историю.

Бэнкрофт несколько минут молчал, потом ответил:

– Что ж, мистер Мейсон, в каком-то смысле вам придетсядействовать наугад. Пусть обвинение ищет доказательства в свою пользу. Они несмогут собрать никаких доказательств против моей жены, и я не думаю, что онисумеют найти какие-нибудь свидетельства против меня. Я хочу, чтобы выдействовали, исходя из того факта, что никто из нас не может делать никакихзаявлений относительно того, что произошло прошлой ночью, и чтобы выпредоставили всю инициативу в ведении этого дела самой полиции.

– Полиция, – заметил Мейсон, – порой бывает оченькомпетентна.

– Я знаю, но они ничего не смогут доказать с теми уликами,которые у них есть сейчас, а когда они снимут отпечатки с Джилли, то обнаружат,что он бывший уголовник и шантажист.

– После чего они свяжут это убийство с письмом, найденным вкофейной банке, – заметил Мейсон. – И что тогда?

– Тогда, – ответил Бэнкрофт, – у них будет мертвый шантажисти женщина, которая, предположительно, является жертвой вымогательства. Но онине смогут доказать, что у моей жены когда-нибудь были личные контакты с Джиллиили что такие контакты были у меня.

– Будем на это надеяться, – сказал Мейсон.

– Обычно, – продолжал Бэнкрофт, – если человек невиновен, ончестно и откровенно рассказывает обо всем полиции. Иногда они ему верят, иногданет. Если же человек виновен, он сидит тихо, ничего не говорит и предоставляетполиции собирать свидетельства, подтверждающие выдвинутые против негообвинения.

– И что из этого? – спросил Мейсон.

– А то, – сказал Бэнкрофт, – что нет никаких причин, покоторым человек невиновный не мог бы воспользоваться уловками, которые выгоднынастоящему преступнику. В данном случае мы будем просто сидеть и ждать, покаполиция станет шаг за шагом двигаться вперед, в расчете на то, что ониспоткнутся раньше, чем достигнут своей цели.

Мейсон покачал головой:

– Вы не оставляете мне никакого выбора. Если бы вы позвониливчера ночью, когда ваша жена вернулась домой, мы смогли бы представитьубедительную версию самозащиты. Но теперь думать об этом поздно. Прежде всегомы должны считаться с тем, что ваша жена должна молчать, потому что онапытается защитить других. Нам придется примириться с такой позицией.

– Примиритесь с ней и действуйте, – пожелал Бэнкрофт.

Мейсон кивнул:

– Я готов с этим согласиться, но при одном условии.

– При каком?

– Вы расскажете мне, что на самом деле произошло прошлойночью.

– Я вам уже рассказал.

– Нет, не рассказали, – возразил Мейсон. – Кое-что выпропустили. Кое о чем умолчали. А мне нужна полная правда.

– Возможно, вы откажетесь нас представлять, если узнаете всюправду.

– Человек всегда имеет право на защиту в суде, – сказалМейсон, – независимо от обстоятельств. Я хочу знать подлинные факты.

– Хорошо, – согласился Бэнкрофт, – думаю, отчасти вы и самидогадались. Моя жена пришла домой. Она была вся мокрая. Она прыгнула за бортпрямо в одежде. Она рассказала мне, что произошло.

Она хотела, чтобы Ирвин Фордайс воспользовался нашей яхтой.Она думала, что его там никто не найдет. Надеялась, что это позволит вывестиего из игры до дня свадьбы или до того момента, когда закончится вся этаистория.

У Фордайса был некоторый опыт в управлении яхтами. Онапосадила его в машину возле его дома, привезла на берет, доставила на борт,поехала доставать деньги и вернулась обратно.

На лодке было большое количество провизии. Мы всегда держимтам крупный запас консервированных продуктов. Он мог бы отправиться на яхте вКаталину или Энсенаду и вести жизнь яхтсмена столько, сколько бы ему хотелось.

– Продолжайте, – заметил Мейсон. – Расскажите, чтопроизошло.

– К тому времени, когда моя жена достала деньги и вернуласьна яхту, там уже не было никаких следов Фордайса. Но там был Джилли. Он явнособирался ее убить. Она направила на него пистолет, думая, что он поднимет рукии ситуация будет под ее контролем.

Вместо этого он набросился на нее. И в этот момент яхтадернулась. Моя жена непроизвольно нажала на спусковой крючок. Джилли замертвоупал у ее ног. Моя жена прыгнула за борт, выбралась на берег, села в машину ивернулась домой.

Она рассказала мне о том, что случилось.

И здесь я совершил ошибку. Она была почти в истерике. У меняесть сильный наркотик, я держу его для себя на случай сильной боли, связанной сболезнью мочевого пузыря, которая иногда меня мучает. Я дал ей достаточносильный наркотик, чтобы погрузить ее в глубокий сон. Я сказал, что мы сообщим вполицию об этом происшествии на следующий день, когда она будет чувствоватьсебя получше.

– И что вы сделали дальше? – спросил Мейсон.

Бэнкрофт сказал:

– Хорошо, Мейсон, я скажу вам правду. Я отправился в гавань.

– И поднялись на борт яхты?

– Мейсон, я уже говорил вам, что яхты не было на том месте,где она ее оставила.

– Что вы хотели сделать?

– Я хотел забрать тело Джилли, отвезти его в открытый океан,привязать к якорю и сбросить в воду. Потом я собирался хранить об этом полноемолчание. Никто не смог бы связать мою жену с Джилли. Никто не смог бы связатьДжилли и мою жену. Никто не смог бы связать Джилли и меня.