— Животным?

— Лев. Это, конечно, не котик, зайка, но, всё равно, я не любитель всего этого.

— А, ты про это! Это из-за имени, — ведёт плечами как само собой разумеющееся.

Видит моё удивление, она не выдерживает и хохочет:

— Ой, да ладно, не надо делать вид, что ты не в курсе.

— Я не в курсе.

— Имя твое.

— Что не так с моим именем? Обычное русское имя.

— Не совсем. Происходит от тюркского «Арслан», что означает лев, — улыбается.

— Быть не может! — хватаю её поперек талии и бросаю на кровать.

А я… Что я? Стал злющий как чёрт, парни на работе уже обратили внимание. Готов ломать, крушить, бошку кому-нибудь оторвать. Какая-то лютая ярость накрыла меня, и я никак не могу отпустить всё это.

Я невозможно скучаю.

Я вернулась в Москву. У меня не осталось друзей и знакомых, я опять начинала с самого начала, с чистого листа. Сначала остановилась в хостеле, купила вещи первой необходимости и много гуляла, несмотря на погоду. Холод внутри вытеснял любые мысли о холоде снаружи. Я бродила по центру, смотрела на подсвеченные иллюминацией улицы и ощущала покой, слушала тишину внутри. Через неделю я сняла квартиру, небольшую студию недалеко от метро, рядом с парком. Каждый вечер я иду в парк и брожу по дорожкам, не всегда расчищенным от снега. Иногда мне встречаются белки, которые совсем потеряли страх и ждут вкусных подачек, у меня всегда есть для них какой-нибудь сюрприз. Я любуюсь этими шустрыми зверьками. Не очень часто навстречу попадаются парочки, болезненным уколом в самое сердце я вспоминаю Волкова, замедляю ход и начинаю дышать, как меня учили. Я продолжаю психотерапию, и мне становится лучше. Я уже нашла дорогу к той девчонке, которая любила цифры и узоры на морозном окне, и каждый день я ещё шаг ближе к ней.

Три раза в неделю хожу на гравити-йогу, напоминаю моему телу, что такое работать, возможно, позже я опять вернусь к акробатике. Когда-нибудь. Я опять начала плавать. Только выбрала утро для занятий и спортивный центр с хорошей системой видеонаблюдения.

Через неделю после того, как сняла квартиру, я стояла в Шереметьево и вглядывалась группы в только что прилетевших пассажиров. Черная бейсболка, распущенные длинные пшеничные волосы, короткая куртка оверсайз с капюшоном из-под которой торчит капюшон худи, кроссовки и маленький черный чемодан на колёсах. Тревожно всматривается в толпу, скользит взглядом и видит меня. Ускоряет шаг, переходя на бег, и чемодан, перескакивая с колеса на колесо, летит нахр4н. Вот она! Какая взрослая! Темно-синие глаза, мокрые слипшиеся ресницы, припухшие губы. Она ревет как маленькая, рыдания взахлеб, трогает меня своими ладошками, а я прижимаю её к себе, глажу её щеки, целую нос. И смеюсь. Я смеюсь о счастья, потому что держу в моих руках мою любимую печеньку, которая пахнет как-то по-особенному, именно для меня, и это для меня лучше запаха шоколада.

Позже мы сидели на моём диване и обнимались, смеялись, вспоминали детство, деревню и наше поле, кучевые облака и игру «угадай, что это». Мы спали вместе, ходили, держась за руки в магазин и гулять, я показала ей моих белок, а она показала мне своего парня. Через неделю Пчёла уехала. Когда я вернулась домой из аэропорта, я легла на пол и лежала так до самой темноты, слушая себя и не шевелясь.

Ещё вместе с Майей мы подали документы на мой Шенген, и уже в марте я обнимала маму. Она всё такая же девочка, только у глаз морщинок стало больше, в красивой шляпе с аккуратной сумочкой. Папа тягал меня на руках по залу аэропорта и радовался как ребенок. Я прижималась к его колючей щеке, от него пахло «Old Spase» и табаком, хорошим вкусным ароматным. Я нуждалась в них, в семье, мне нужно было их тепло. Пчёла приехала к вечеру, когда мы сидели на открытой веранде и пили орчату. Визг, объятия и поцелуй. Моя любимая девочка, прижимала её к сердцу и ловила себя на том, что больше никогда не пропаду, всегда буду рядом. Мы легли вместе как в детстве и проболтали полночи, пока мама не пришла и не цыкнула на нас. Утром Майя вернулась на учёбу.

Это были лучшие две недели в моей жизни. Андалусия, теплое яркое солнце, стройные ряды низких мандариновых деревьев, небольшой добротный домик в два этажа с темными деревянными ставнями и открытая веранда.

Впервые в жизни я возвращалась из лета в зиму. Сидела в самолете, смотрела на облака и размышляла. Можно бесконечно сожалеть о том, что это всё случилось со мной, можно бесконечно сожалеть о том, что я использовала Руслана и причинила ему боль, но я не хочу потратить мою жизнь на сожаления. Он простил меня, я это знаю. Просто я потеряла смысл находиться рядом с ним. Я всегда буду благодарна ему за мою жизнь, потому что он сделал так, что я жива.

Я невозможно скучаю.

***

Я вышла с работы, попрощавшись с коллегами, и пересекая парковку, шагала в сторону автобусной остановки. Мне было как-то неуютно, чувствовала какое-то смутное беспокойство. Несколько новых машин на парковке, может, это меня смутило. Уже четыре дня лил дождь, на дорогах хлюпали лужи, было промозгло. Я вдруг подумала, что лучше будет заказать такси, и свернула в кофейню с другой стороны нашего бизнес-центра. Наслаждаясь какао с молоком, я согрелась и вызвала машину. Я сидела на заднем сидении из кожи машины премиум-класса, и смотрела на капли дождя, стекающие по стеклу. Въезд во двор был закрыт шлагбаумом, поэтому водитель остановил мне на внешней парковке. Когда я вышла из такси, дождь уже хлестал во всю, и мне пришлось бежать, потому что зонт я забыла на работе. Я заскочила под козырёк, приложила карту к считывателю, чтобы открыть дверь, и когда моя рука уже потянула дверь на себя, меня взяли за локоть. Я вздрогнула, карта выпала из рук, сумка полетела в лужу, сердце рвануло вниз с резким приступом боли. Я увидела Волкова, который держит меня, обняв одной рукой, и испугано говорит: «Мара, Мара, это я, дыши, дыши, всё хорошо. Хорошо, слышишь меня?». Я рассмеялась. По-настоящему, от эмоций и от ощущения, что мне хорошо, и я так рада его видеть. Я обняла его и не хотела отпускать.

Мы поднялись ко мне, в лифте, он обнял меня одной рукой и сказал, прижимаясь губами к волосам:

— Прости, не хотел напугать, мурёнок. Как ты?

Я смотрела на него и молчала. Не думаю, что лифт самое подходящее место рассказывать, как я.

Уже дома, когда мы сидели на кухне, я поняла, что там, возле подъезда, у меня не было панической атаки, что я просто испугалась, и я очень обрадовалась этому.

— Русь, зачем приехал? — я гладила его по щеке, и у меня бежали мурашки, — Ну, кроме того, чтобы узнать, как я.

— Почему мы расстались, Мара? — пристальный взгляд глаза в глаза, он был очень близко, я чувствовала его дыхание на моей коже.

Он поцеловал меня, с каким-то отчаянием притягивая к себе. Я целовала его в ответ, не понимая, как я могла так долго не касаться его плеч и не вдыхать его запах.