Мирон стал со мной заниматься, и к пятнадцати я сделал всё, чтобы получить славу задиристого и выносливого бойца, который не знает поражений. Меня заметили, и я стал бить морды за деньги. Иногда подрабатывал охраной — личной или груза. Накопленные деньги я пускал в оборот. И скоро мы с братом вскладчину даже машину купили. Тогда же я и получил первую судимость за мордобой.

В девятом классе я заметил, что я привлекаю девок. Они с ума сходят от опасности, которую я транслирую, и от моего поганого характера. И чем хуже я с ними обращаюсь, тем больше они за мной бегают и ищут моего расположения. Больные на голову сучки. Ни с одной не церемонился, всегда считал, что это животное во мне ищет разрядки. К десятому классу мало кто из параллели уцелел, только откровенные страшилы и Марта.

Моя Снегурочка. Красивая и холодная. Я вдруг стал популярным плохим парнем, Ленка Алфёрова залезала ко мне в кровать чаще других. Она не была страшная, нет, если смыть вульгарщину с лица и одеть нормально в соответствии с её возрастом и размером одежды, её можно было даже назвать хорошенькой. Но внешность — это не главное, она была базарная баба в худшем своём проявлении, невоспитанная, наглая и тупая. От этого воротило. А её злило то, что кроме животного секса, меня в ней ничего не интересовало. Её не волновало, что я спал с другими. Она считала, что если она спит со мной регулярнее других, то это что-то значит. На самом деле, мне было без разницы, просто она была в зоне доступа чаще других. Однажды она поймала мой взгляд. Я смотрел на Снегурочку. Этим я испортил девочке всю последующую школьную жизнь. Ленка как с цепи сорвалась, и она со своими шлюхами терроризировали Марту уже не по-детски, а по одной большой звериной причине — самка уничтожала соперницу.

Я никогда не врал себе. Надо иметь смелость быть честным с самим собой. Тогда же в девятом классе я взял пачку сигарет, сел за руль и уехал на водохранилище. Я навсегда запомнил этот день. Мне нужно было это время, чтобы посмотреть правде в глаза и расстаться с иллюзиями.

Я — отброс, с плохой генетикой, ублюдским семейством, без образования, не воспитанный, без перспектив, не знающий, что такое любовь и не умеющий любить.

Она — красивая, воспитанная, скромная, нежная, очень умная, перспективная, из хорошей семьи.

На этом всё. Для большей наглядности я достал фото матери, где она юная, красивая, улыбается. От злости и обиды я закричал. Стоял там у воды и орал как зверь, пока не сорвал голос. Всё, Серёга, приплыли, а теперь дыши.

Я не мог спрятать Марту за мою спину, чтобы её оставили в покое. Такая как она даже видеть таких как я не должна. Убедить школьное зверьё, что она моя, может только правда, в игры играть с ними не выйдет. А моей она никогда не станет, я не позволю.

Нельзя было вмешиваться, потому что я ухудшал положение Снегурочки в разы своим не безразличием, я не мог быть с ней двадцать четыре часа в сутки. Алфёрова слетела с катушек, у неё поехала крыша, а Малиновская с другой группировки во всём на неё равняется. Марту покалечат, пока я буду этих шалав строить. Я, конечно, поубиваю их потом за это, но Марте от этого легче не будет.

Оставалось играть на предупреждение, отводить беду в сторону, спать с этими жабами, запугивать, отвлекать внимание.

Один раз я с ума сошёл, просто помешался, заставил её прийти со мной на крышу. Вот мы на краю, держу её за волосы, прижимаю её к себе спиной, и меня кроет от её запаха, от её беззащитности. Мои руки на её голой груди, и всё, можно было ничего дальше не делать, возбуждение было таким сильным, что до самого главного я бы не добрался. Не помня себя, ловлю себя на том, что уже стягиваю с неё джинсы. Резинку белья оттягиваю, а под пальцами кожа бархатная, теплая. Пальцы током простреливает. На секунду почувствовал, что у неё внутри тоже зверюга сидит, к прыжку готовится. Сейчас наши внутренние звери встретятся, и это будет подчинение и покровительство. Бл4, ты дебил! Чё несешь? Оставь её, пока не поздно. Да ей же страшно, утырок ты. Ты что её страх не чувствуешь? Чувствую. И что-то ещё, кроме страха. Понять не могу.

Всё правильно. Она всё сделала правильно. У меня сразу голова заработала. Она никому не скажет. И я никому не скажу. И сделаю всё, чтобы целая и невредимая она доучилась последний год в этой школе, чтобы никогда её больше не видеть.

Через мою судимость удалось прижать Алфёрову, и она до конца года как шёлковая ходила. Убить был готов эту сучку тогда в туалете, ноги её жирные переломать в трёх местах. Сука! Тр4хнуть девчонку предложила! И ещё утырков из параллели позвать. Ублюдина имбецильная. Еле удавалось создавать иллюзию спокойствия. Пока Марта одежду поправляла, стоял к ней спиной и энергию её ловил, душил в себе желание кинуться к ней, с пола поднять и никогда больше не выпускать. Нельзя, Серёга, ты же знаешь, нельзя.

Противен сам себе, вижу, что она видит во мне. Смотрю на себя её глазами и ненавижу себя. Умная же девочка, ночь, лес, зверьё, а побежала, лишь бы со мной наедине не остаться. Она смерть выбрала, потому что я для неё хуже смерти. Всё, как я хотел.

После экзаменов так и понял, что не увижу её на выпускном. Никогда больше не увижу. Слышал от Соколенко, что в Москву уезжает. Всю неделю ждал её возле школы, когда она за аттестатом придёт, хоть одним глазком издалека ещё раз взглянуть на мою Снегурочку. Дождался. Сейчас глаза закрываю, вот такую её и вижу — платье шифоновое черное в цветах розовых, длинное, коленки острые закрывает, коса шоколадная длинной до пояса, через левое плечо перекинута и улыбка печальная, не идёт, а танцует.

Марта Ковалевская. Кто она для меня? Та, которая сделала меня таким, какой я есть сейчас. Всем, что у меня есть, я обязан ей. И то, что мой зверь сидит смирно и не рвется наружу, тоже её заслуга.

Защита. Теперь она у неё есть. Это хорошо, это очень хорошо, теперь она в безопасности. Тот бугай защитит её от таких как я. От меня защитит. Я никогда не был дураком, был жестоким, грубым, вспыльчивым, но дураком — никогда. Нельзя ангелу с демоном, нельзя. Это противоестественно, это нашей природе противоречит. Ничего хорошего не выйдет. Только боль. Ни один мудак ей больше не сделает больно и не обидит. Она защищена. Я не смог. Он сможет.

Ночью, когда медсестра покинула пост, я сел на кровати, свесив ноги. Прислушиваясь, стараясь не шуметь, сдерживая стоны, я натянул одежду, которую принёс адвокат, присланный Мироном. Тяжелее всего было обуться, распухшие ступни не хотели влезать в кроссовки. Придерживаясь за стену, еле передвигаясь как старый дед, я покинул отделение и вышел во двор больницы. Не спеша, не причиняя себе лишней боли, шёл по темной улице, разглядывая свои ноги, иногда я останавливался и смотрел на ночное темное небо в прожилках невидимых облаков, испещрённое крохотными светящимися пятнами, которые называются звёзды. В омутах карих её такие же. Я знаю. Я смотрел наверх и улыбался. Иногда лучшее, что мы можем сделать для любимых людей — это убраться из их жизни.

Открытое окно и простынь вместо штор. Тишина, легкий ветерок и никакого постороннего шума. Светло как днем, а время только пять утра. Белые ночи. Вообще удивительно.