От этой тирады он почувствовал себя мерзко. Отвращение, что испытывал от ее рассуждений, смешивалось в нем с жалостью к девочке, которая страдала от чужой жестокости. Но ведь Варя, которая, очевидно, жила не многим лучше, была совсем иной. Она же сумела это перешагнуть и не превратиться в расчётливую стерву. Он понял вдруг, что, несмотря ни на что, не может винить Элю в том, как она к нему относилась. У него внутри не осталось ничего, кроме простого желания покончить со всем этим — этим браком, этой ложью, этими фальшивыми отношениями.

А жена продолжала говорить. Отвернувшись, глядя куда-то в сторону, выплескивала наружу столь многое о себе, о чем он совершенно не подозревал за все годы брака.

— А знаешь, что такое отчаяние и беспомощность, Кирюша? Когда даже не на что похоронить отца, которого сбила какая-то пьяная свинья на дорогой иномарке? Знаешь, каково это — унижаться перед родственниками и соседями, умоляя одолжить хоть немного денег? И так — годами! Годами, твою мать!

Повернувшись к нему лицом, она, гордо расправив плечи, сказала:

— Я всегда знала, что мой единственный шанс на лучшую жизнь — это выгодно выйти замуж. Я пообещала себе, что выберусь из этого дерьма раз и навсегда. И да, я использовала тебя ради этой цели. Можешь ненавидеть меня за это, но будь у меня выбор — я бы сделала все снова. Что толку от любви, если дома нечего жрать? Мои родители любили друг друга, но какое это имеет значение, если денег в семье ни на что не хватало? Любовью не будешь сыт, Кирюша. Но тебе этого попросту не понять, — подытожила Эля с нескрываемым отвращением.

— Ошибаешься, — возразил он. — Ты прекрасно знаешь, что моя семья тоже жила достаточно скромно. Я всего добился сам. Всего того, чем тебе так нравилось пользоваться.

Она ничего не ответила. Лишь издевательски поаплодировала, с неприятной, кривой усмешкой, исказившей красивые губы. Он понял, что впервые видит перед собой настоящую Элю. Обозленную нищим детством, боящуюся потерять финансовое благополучие. Впрочем, с последним он был в силах ей помочь. И это было единственное и наилучшее, что он мог для нее сделать.

— Я позабочусь о тебе, — пообещал Кирилл. — После развода ты получишь достаточно денег, чтобы ни в чем не нуждаться. Я хорошо тебе заплачу.

Она медленно подняла на него глаза, в которых затаилось нечто зловещее, делавшее ее сейчас похожей на змею, готовящуюся нанести смертельный удар.

— О да, ты действительно мне заплатишь, — сказала она с жуткой улыбкой. — Только совсем не так, как думаешь.

— О чем ты? — поинтересовался он внешне спокойно, но сердце, предчувствуя нечто чудовищное, стало биться в груди как-то тяжело и надрывно.

— Думаешь, твоя Варя лучше, чем я? — спросила Эля и, не дожидаясь от него какой бы то ни было реакции, продолжила:

— Ни хрена. Она продала тебя, Кирюша. Она легла под тебя только потому, что я ей за это хорошенько заплатила.

Он ощутил себя так, будто его внезапно оглушили. Слышал слова, которые произносила Эля, но совершенно не понимал их смысла.

— Зачем? — вот и все, что он сумел сказать. Но осознать ответ Эли было гораздо труднее:

— Потому что я бесплодна.

Она больше ничего не добавила, но этого и не требовалось. Он все понял и так.

Эти две женщины сошлись ради того, чтобы его одурачить. И самым чудовищным во всем этом было даже не то, что Варя трахалась с ним ради денег.

Самым чудовищным было то, что она готова была отдать за кругленькую сумму собственного ребенка. Своего родного ребенка.

Которого, вполне вероятно, он заделал ей этой ночью как последний идиот.

Чертов наивный идиот.

— Варвара Павловна, добрый день.

В палату матери Вари заглянул лечащий врач, и она мгновенно подобралась, почуяв неладное. Сама не знала, почему, но боялась. Например, услышать что-то, что способно будет перевернуть её жизнь, хотя, казалось бы, после того, как она сбежала от Кирилла и Эли, это уже произошло.

— Добрый день.

Варя поднялась со стула, на котором сидела возле постели матери, и взглянула на врача вопросительно.

Последние несколько дней она прожила в каком-то вакууме. Ей чудилось, что её загнали в закрытое стеклянными стенами пространство, из которого она и смотрела на окружающий мир. И в котором воздуха было так мало, что Варя задыхалась. Она уговаривала себя не думать о том, что Эльвира наговорила Кириллу после того, как они остались вдвоём, но так или иначе возвращалась к этому в мыслях.

— Вы не могли бы уделить мне пару минут?

Варя бросила тревожный взгляд на мать, и увидела, как та тоже смотрит на неё с неподдельным беспокойством.

— Да, конечно.

Она постаралась растянуть губы в улыбке, чтобы мама не волновалась, и, поднявшись на ноги, вышла из палаты следом за врачом, уже предчувствуя, что этот разговор ничего хорошего не принесёт.

— Варвара Павловна, я хотел бы поинтересоваться тем, когда будет внесён следующий платёж за пребывание вашей матери в нашей клинике.

Врач поправил очки на носу и взглянул на неё с вежливым ожиданием, от которого у Вари заколотилось сердце. Разве ей не говорили совсем недавно, что лечение её матери полностью оплачено Элей?

— Я не понимаю… Кажется, за реабилитацию были внесены все необходимые суммы, — пролепетала она.

— Да, так и было. Но на днях тот, кто вносил деньги, отозвал платёж. Пребывание вашей матери оплачено до завтрашнего утра, и если нужная сумма не поступит на счёт клиники…

Он развёл руками. Продолжать не стал, да это было и не нужно. Варе всё было ясно и так.

— У меня нет таких огромных денег, — выдавила она из себя, не представляя, что ей делать дальше. Видимо, забирать мать домой и ждать, когда Эля начнёт требовать возмещения всех убытков. А это случится очень скоро.

— Мы можем помочь вам в транспортировке вашей матери. Специально оборудованная техника, все удобства.

— Нет… не нужно. — Варя сделала глубокий вдох и прежде, чем вновь ретироваться в палату, добавила: — Не нужно, мы сами. И спасибо вам за всё.

Она зашла в квартиру, с порога показавшуюся тесной клеткой с пропитавшим всё кругом запахом пыли и безысходности, опустилась на стул, стоящий в прихожей, и уставилась в одну точку.

То, что случилось сегодня, выбило из колеи. Нет, Варя часто задавалась вопросом, как теперь ей нужно отдавать долг Эле, но к тому, что последняя решит отозвать платёж, была не готова. И к жизни с парализованной матерью вне стен реабилитационной клиники — тоже.

А ещё она молила Господа, чтобы их с Кириллом ночь и утро не привели к тому, что было сейчас страшнее всего остального — беременности. И пока срок, чтобы выяснить это, не подошёл, приходилось изводиться от неизвестности.

Варя тяжело поднялась на ноги и направилась в сторону комнаты матери. Нужно было хоть немного прибраться прежде чем завтра она перевезёт сюда ту, возле которой будет проводить почти всё время.