Виктор больше ничего не слышал. Он выхватил шашку и проткнул старика насквозь.

– За что?! – хрипло заорал тот.

– За евреев, старая свинья! Я еврей!

Старик задергался. А Виктор еще несколько раз пырнул его шашкой, пока тот не затих. Затем он забрал все украшения и вышел на двор. Свежий ветер дул в лицо Слуцкому. Он сплюнул и, открыв калитку, вышел на улочку.

– И никаких угрызений совести. Как будто убил таракана, – подумал он.

Виктор понимал, что ему надо убегать, но его ноги как будто окаменели. Он присел на ту самую скамейку, на которой совсем недавно сидел со стариком. Опустил глаза и увидел окурок, брошенный на землю Макаром Кузьмичом. Рядом, то тут, то там, валялась наплеванная стариком шелуха семечек.

– Я казнил погромщика и убийцу! – сказал он себе и машинально провел рукой по волосам.

– Фуражку забыл в доме! – пронеслось у него в голове.

И вдруг страшный женский вопль разорвал воздух.

– Убили!!! Люди добрые! Убили мужа моего! Макарушкааа! Помогите!

Слуцкий встал на ноги и быстро ушел к себе. Уже через час его арестовали и бросили в подвал одного из домов, оборудованных под маленькую тюрьму.

Весть о том, что врангелевский офицер Виктор Семенович Адамиди шашкой зарубил старика, мгновенно облетела всю станицу. А вскоре все уже говорили о том, что он не только с особой жестокостью убил хлебосольного хозяина дома, но вдобавок еще и обворовал его, забрав много ценных золотых украшений.

Ночью же к Виктору явился Павел Блинов.

– Откройте замок! Мне надо допросить арестованного, – резко приказал он часовым.

Те открыли замок, подняли люк, и Павел оказался лицом к лицу с Виктором.

– Что это значит?! Ты совсем голову потерял?! Тебя завтра же расстреляют перед строем! Отвечай!!!

Виктор встал с табурета и бросился Паше на шею.

– Дай мне сказать! Прошу! Ты же понимаешь, что я не убийца и не вор!

Павел положил на пол свой черный кожаный портфель, а затем снял фуражку с головы и повесил её на торчавший из деревянной стены гвоздь.

– Часовой! – гаркнул он, – часовой!!! Принести сюда второй табурет и керосиновую лампу.

Как только солдат принес табурет и лампу, Блинов сел на табурет и, играя желваками, сурово сказал:

– Ну, говори. А я послушаю.

Блинов достал серебряный портсигар и вытащил папиросу. Сжал её и, сняв стеклянный плафон коптившей на полу керосинки, прикурил.

– Говори, мать твою!!! И убери эти твои жалостливые еврейские глаза! Казаки не ровен час восстание поднимут!!! Говори, сукин сын!

Виктор рассказал все, что произошло. Паша слушал внимательно и не перебивал. Затем встал и обнял Виктора.

– Правильно сделал. Всё. А то я уж было подумал, что друга потерял. Теперь вот что…

Паша взял свой портфель и вытащил из него кошелек с золотыми царскими десятками.

– На! Спрячь. И вот это тебе. Я на всякий случай написал. Это рекомендательное письмо о тебе. С ним тебя примут в любой другой нашей армии. Я его лично подделал. За подписью Врангеля. Бежать тебе надо! Иначе расстреляют тебя!

Виктор кивал головой. Затем убрал письмо и деньги.

– А как бежать-то?

Блинов усмехнулся.

– Слушай сюда, мститель! Охраняют тебя два юнца. Я их зову сейчас внутрь, и мы их с тобой вырубаем. Затем ты дашь мне пару раз, для вида, по морде и уйдешь. Денег хватит. Там 100 рублей золотом! По нашим временам сумма огромная!

– Паш, откуда ж такие деньги?

– Казенные. А ты их забрал у меня, когда я был без сознания. Плевать. Снаружи Ромка сидит в бричке. Он тебе дальше поможет. Все понял?

– Понял… А как же Вика?

Павел выругался.

– Ну при чем здесь она?! При чем? Тебе расстрел светит! А ты о ней печешься! Не думай о ней… Не надо. Себя спасай! Не достойна она тебя, Витька! Ты себе… Ты себе другую найдешь! Хорошую! Настоящую! Половинку! И детки будут у тебя! Я знаю! Верю! И может одного в честь меня, дурака грешного, назовешь!

– Как не достойна? Что ты такое говоришь, а?!

– Новый любовник у неё. И не смотри на меня такими глазами. Точно. Проверено.

Виктор, было вскочивший на ноги, как подкошенный сел на свой колченогий табурет.

Павел встал, надел фуражку и позвал часовых. Те послушно спустились в подвал. В считанные мгновения он их отключил и положил на пол.

– Очнутся, будут как огурцы. Теперь, вот тебе мой револьвер. И бей по морде. Только сильно. Под трибунал не хочу идти из-за тебя.

– Храни тебя Б-г, Пашенька, век не забуду!

– Бей уже, балабол!

И Виктор изо всех сил врезал Павлу два раза прямо по лицу.

– Сучий пес! Приложил от души… Беги! С Богом!

Павел лег на пол и притворился, что потерял сознание. А Слуцкий выскочил на улицу, сел в бричку, где его дожидался переодетый в извозчика Рома, и они погнали что было сил.

Пока сидевший на козлах друг гнал двух темных коней, Слуцкий на скорую руку рассказывал приятелю о произошедшем.

– Куда едем? – спросил Рома, не оборачиваясь.

– Надо прорваться на станцию. Сяду на поезд… Мне в Проскуров нужно… Точнее в село одно, под ним…

– Ого! В Проскуров! Там сейчас наших вроде нет! Там банды украинские бродят… А тебе туда зачем?!

– Надо. Отец у меня там.

– Отец?! Ты что?! Как это?

– Долгая история. Мать написала, что он там. Настоящий мой отец. Он поп.

– Кто?! Поп?!

– Да. У мамы с ним была любовь. А мой папа, выходит, отчим мне. Жизнь сложная штука!

– Витька, так ты ж, получается, наполовину наш русский человек! Тебя, если ещё копнуть, родная мать не узнает. Может, ты русский с обеих сторон! А я смотрю и думаю, чего он так за Россию воюет! А теперь понятно все! Так что за село-то?

– Да мать пишет, что село это называется Стуфчинцы под Проскуровым, – ответил Виктор и пощупал сквозь добротную английскую ткань своего кителя мамино письмо.

– Не слыхал. Но явно не столица!

И Ромка расхохотался. Мысль о том, что Виктор полу-еврей, да еще и незаконный сын православного священника от замужней религиозной еврейки, развеселила его.

– Кстати! Чуть не забыл! Возьми-ка адрес моего дяди в Париже. Туда же уехали и мои родители. Мало ли что! Я туда и письмо вложил о тебе, рекомендательное. Если разобьют нас, то и я туда рвану…

– Да победим! Вон как прем! Но спасибо за заботу, Ром!

И Виктор похлопал друга по спине.

Друзья ехали долго, останавливаясь, только напоить лошадей, пока не приехали к отдаленной железнодорожной станции.

– Вот и все, Ромка. Спасибо, друг! Бывай! Век не забуду! Может, свидимся еще!

– Ты потом куда?

– После отца-то? Не знаю еще… Ничего не знаю. Посмотрим. Паша выправил мне документы.

Друзья тепло обнялись, и Виктор исчез в зелени аллеи, ведущей к станции.

Сцена 10

Генерал Врангель спустился в подвал в сопровождении двух офицеров штаба. Он криво усмехнулся, глядя на сидящего на полу Блинова, которому сестра милосердия смазывала лицо