Чтобы добиться такого состояния костюма, нужно не снимать его года два. Рубашки в прошлой жизни были белыми, нынешний цвет и сетка складок не были причудой ткани — просто их долго носили.

Их лица тоже были продуктом долгого ношения — морщины очень шли складкам на костюмах. Их глаза… Если бы не глаза, моих нанимателей хотелось бы пожалеть. Желание пропало как раз в тот момент, когда наши взгляды встретились. Так стая мелких хищников оценивает потенциальную жертву — еда или поищем чего-нибудь еще?

А я только сейчас сообразил, что забрался слишком далеко, чтобы звать на помощь. Надо быть или хотя бы достоверно казаться несъедобным и как можно быстрее выбираться отсюда.

— Господин Марк? Ваш рейс через полчаса.

Было бы странно, если бы они предложили мне принять душ, перевести дух и перекусить, поздоровались… Не до того. У них Конец Света на носу. Только почему рейс мой, а не наш?

— А вы со мной не летите?

— Это слишком дорого, билет на паром бесплатный только в одну сторону. До Конца Света — на Сантос, после — на Край.

Логично. Надо и спонсорам где-то копейку поднять, а то все на шару да на шару — так и разориться можно.

Разговаривал со мной только один из встречающих. Еще двое, надо понимать, изображали уважение. Могли бы помочь чемодан донести.

— Просто чтобы я был уверен — вы представители правительства Края?

— Не представители, мы и есть правительство. Господин Марк, еще восемьдесят часов. Если у вас ничего не получится.

Удостоверение, которое мне предложили оценить, было красивым. С тем же успехом министр мог ткнуть себя в родинку под глазом и заявить, что это и есть главный признак члена правительства.

Меня убедила копия моего контракта с моей подписью. Такого обращения с документами я еще не видел. Контракт был не просто сложен раз в сто. Иначе он просто не поместился бы в медальоне, которой висел у одного из встречающих на шее.

Нести чемодан точно не помогут. Министры носят только портфели. Я как-то по-новому оценил и взгляды, и заказ. Судя по всему, на мое приглашение ушла пара годовых бюджетов планеты. Я не стал себя чувствовать богаче, но готов был простить не самый лучший прием.

Наверное, на пароме ждали только меня. Не потому, что сразу отправились, просто ждать было больше некого. На пароме я, наконец, сделал то, о чем мечтал всю дорогу. Насладился пространством. Где-то вдалеке был экипаж, и однажды до меня добралась стюардесса, молча соорудив на столике у моего кресла горку из съедобного и выпиваемого.

Сотни мест пустовали в ожидании пассажиров, было довольно легко представить, что Конец Света уже наступил и я — то ли единственный выживший, то ли не выживший, а дух, который умиляется останками цивилизации.

Я так и не увидел Сантоса, но паром впечатлял. С запахом всего нового — от ковровой дорожки, струящейся между сиденьями, до обшивки стен салона. И логотип на каждой детали — от салфетки на подголовнике до крошечного — на иллюминаторе. Два крыла и молния. Не самый оригинальный символ, но при частом повторении запоминается.

Бывают холеные женщины, такими бывают и корабли. Паром был из них, а ведь он предназначался для срочной эвакуации. Мне захотелось на обратном пути задержаться на Сантосе. На пару дней, и бог с ним — с комплексом неполноценности, потерплю. Мне показалось, что там должно быть хорошо. Еще лучше было бы лететь не оттуда, а туда. К сожалению, такие миры, как Сантос, почти всегда сами справляются со своими проблемами.

Меня снова встречали. Военные. Как-то сразу понимаешь, что это они — такие ребята, которые не дадут своему оружию проржаветь даже в самом мирном из веков. Стюардесса, оценив встречу, вдруг посмотрела на меня не сверху вниз, а как-то почти горизонтально и на прощание предупредила:

— Наш рейс, последний, через двое суток. Не опоздайте, касса закрывается сегодня, но можно оплатить прямо на борту.

Я не успел спросить, почему надо платить за проезд на бесплатном транспорте. Мне ответили. И цену назвали.

Паромы действительно были бесплатными. Только в одном направлении. Ну да, и министр мне о том же сказал, просто были еще детали. Бесплатно на паром брали только один раз, и только местных, жителей Края. Я не подходил. И цена на билет меня порадовала — у моих клиентов было чувство юмора. Это всегда как-то облегчает понимание.

Мой гонорар, до копейки, — именно столько стоил билет с Края. Хотелось подержаться за шею клиента. Рядом были только накачанные подставки для голов, встречающих меня. На шею это место между головой и плечами было не похоже вообще. Я не совсем понимал, что произойдет, если кому-то из местных военных захочется посмотреть на звезды. Скорее всего, ничего. К таким шеям обычно в комплекте идут соответствующие мозги. Чтобы не хотелось. Чтобы все только естественное и при этом прописанное в уставе.

Я не успел броситься на колени перед стюардессой и молить забрать меня обратно прямо сейчас. Пятеро здоровенных вояк взяли меня в коробочку и мягко, но без шансов запихнули в штуку для полетов. Самый высокий из них как раз доставал своей макушкой мне до плеча, но я не строил иллюзий. Просто у них центр тяжести ниже, что удобно и нужно для бойца.

Штука для полетов была вертолетом. Просто обычно вертолет нужен не для того, чтобы просто летать, а ещё и для того, чтобы доставлять пассажиров из точки А в точку Б.

Не этот случай. На меня натянули шлем, усадили рядом с пилотом на что-то, что должно изображать кресло. Больше всего это было похоже на седло, сделанное из металла, притом уж не знаю для какой такой военной необходимости в нем насверлили дырок. Провалиться в них было бы проблематично, но чувство, что меня хотят пропустить сквозь дуршлаг, меня не оставляло. Где-то минуту. До взлета. Когда мой копчик в первый раз вошел в жесткий контакт с седлом. С этого момента я был поглощен одним — максимально смягчить каждое следующее соприкосновения меня и моего кресла для пыток.

Сопровождение, точнее — конвой, то ли имело привычные мозоли на этом самом месте, то ли привычка не замечать трудности была у них в крови, в смысле в ДНК.

Наконец произошло чудо — штуку перестало трясти сильно, и чудо это длилось, наверное, целую минуту. Эту минуту мне испортил самый большой из моих спутников. Глядя в такое лицо, понимаешь, что даже если этот тип собирается тебя казнить — просить пощады бесполезно, остается надеяться только на то, что смерть придет быстро и без особых мучений.

Большой изобразил резкое движение рукой в районе грудной клетки, и голосом, которым при желании можно было бы снимать стружку со стальных болванок, рапортовал:

— Господин Марк, я — капитан Гауп. Мы в вашем распоряжении. Вероятно, вы захотите осмотреться.

Чего бы мне на самом деле хотелось, так это отлежаться. Вероятно, самый простой путь к этому — быстро сделать что-то, чего от меня ждут, признаться, что помочь я им ничем не могу, и потратить аванс на билет. Путешествие сюда уже не казалось мне таким уж плохим. Здесь было сильно хуже.