— У нее бабушка заболела тяжело, пришлось ехать к ней в Мурманск. Еще до моего приезда. Вернется, и я с ней поговорю.

— То есть подожди, — я подскочила, как будто пружина под животом развернулась. — Получается, ты не хочешь ее расстраивать, потому что ей и так плохо, звонишь, делаешь вид, будто все у вас хорошо. Наверняка завтра еще и с Восьмым марта поздравишь. Как благородно!

— Марин, сбавь обороты, ладно? Вот именно поэтому я и не собирался ничего тебе говорить. Попробуй развернуть ситуацию. Если бы твой парень позвонил и сказал: извини, я встретил другую девушку, прощай, — как бы ты это приняла?

— Я бы предпочла, чтобы мой парень не встречал другую девушку.

— Так, может, мне уйти? — Слава сел и посмотрел на меня, сдвинув брови так, что они превратились в одну длинную мохнатую гусеницу.

— Ты спросил, я ответила, — ревность была совершенно тупой и бессмысленной, но я ничего не могла с собой поделать. — Не знаю, что лучше, а что хуже, Слав. Когда тебе такое кидают в лицо или по телефону. Как говорил Сталин, оба хуже.

— Тем не менее я поговорю с ней, когда она приедет. Не по телефону. И давай на этом закончим.

— Хорошо, — я пожала плечами и выключила свет. — Спокойной ночи.

Какое-то время мы лежали молча, не касаясь друг друга. Потом я не выдержала и протянула руку. И тут же Слава рывком притянул меня к себе.

— Дурочка… моя, — прошептал на ухо.

— Твоя?

Тут его губы нашли мои, и больше мы уже не разговаривали.

*so-so (англ.) — так себе

За окном темно — половина восьмого. Рядом никого. За стеной шум воды.

Блин, ну я же просила!

Ночью, уже почти засыпая, пробормотала, едва шлепая языком:

— Слав, давай договоримся. Завтра утром ты не подрываешься ни свет ни заря и не бежишь за всякими глупостями, хорошо?

— В смысле? — не понял он.

— В том смысле, что завтра Восьмое марта. Я признаю, что это праздник, больше праздников, хороших и разных. Но не придаю ему сакрального значения. Цветы ты уже принес, у меня и вазы больше нет. Торт сойдет за подарок авансом. Если хочешь сделать еще один, подарок, а не торт, лучше разбуди, когда проснешься, и займись со мной сам знаешь чем. Можешь даже до конца не будить.

— До конца — это как? — уточнил Слава, пощипывая губами мое ухо. — Пока кто-нибудь не кончит?

— Ну, можно и так, — фыркнула я. — А потом иди куда хочешь. В душ, готовить праздничную овсянку или… не знаю куда. А я буду спать дальше. Договорились?

— Господи, Маринка! Какая ты…

— Какая?

— Смешная. Классная. Самая лучшая. Спи!

И вот пожалуйста. Забыл? Забил?

Обидеться я не успела — он вернулся и нырнул под одеяло, щекоча меня холодными руками. А я старательно притворялась спящей красавицей, и был в этом свой особый кайф: лежать мягкой тряпочкой, улыбаясь до ушей и растворяясь в его ласках. Подглядывать из-под опущенных ресниц и ловить взгляд — все тот же, дразнящий, от которого внутри все вспыхивает огнем. Умирать от удовольствия, чувствуя прикосновения его губ и языка — тонко-тонко, самым кончиком, словно остро заточенным грифелем карандаша. И вот как, спрашивается, жила без этого раньше?

А потом я добросовестно отсыпалась, за эту ночь, и за прошлую, и еще за предыдущую, когда вертелась пропеллером, пытаясь заглянуть в будущее и боясь этого. Разбудило меня солнце, а еще стук капель по карнизу и цокот синичьих коготков: зимой я вешала за окно на проволочку кусок сала.

Весна… И вдруг повеяло детством, когда ждешь лета, как чуда.

Вот только людей в масках на улице с каждым днем становилось все больше. А у соседней парадной стояла скорая, к которой шли двое в уже знакомых ковидных костюмах.

— Да, Марин, все невесело, — кивнул Слава, когда за завтраком я поделилась с ним этими мыслями. — Само по себе стремно, уж ты-то знаешь. А уж с работой… Думаю, уже очень скоро все пойдет по европейскому варианту. Кафе и рестораны — только навынос или доставка. У нас есть, через Delivery Club, но все равно… Люди в рестораны не только для еды ходят.

— Да вот и я в напряге. Всего две недели назад, даже меньше, в Милане сидели с компанией, все в модном бизнесе. Разговаривали на эту тему. И мне тогда казалось, что должна уж совсем земля на небесную ось налететь, чтобы чокнутые тетки перестали платьюшки и туфельки покупать. В марте обычно начинаю осенние закупки, чтобы к началу лета все уже было на складах. Мы всегда на два сезона вперед работаем. А тут полная растерянность. Скидываю хозяйкам магазинов коллекции на утверждение, а мне в ответ: давай притормозим на недельку-две. Я им: вы что, сдурели, потом будем объедки подбирать. Дорогую обувь не шьют массовыми партиями, кто успел — тот и съел. Нет, Марин, давай подождем, может, что-то прояснится. Как же, прояснится оно! Тебе, Слав, легче. Даже если все рестораны закроются до конца эпидемии, тебя блог с рекламой прокормит. А вот что я делать буду — это уже интересный вопрос.

— Так, панику отставить! — Слава собрал тарелки и принялся методично мыть посуду. Разумеется, надев фартук. — Ты тоже с голоду не умрешь. Зато потом всем срочно понадобятся новые туфли, и ты снова будешь на коне.

— Оптимист! — фыркнула я. — Что делать будем? Сейчас, конкретно? Может, погуляем? Я уже больше недели из дома не выходила.

Мы оделись и пошли к Графскому пруду кормить уток — это было мое любимое место прогулок. Шли, держались за руки, болтали. И показалось на минутку, что мне снова восемнадцать, и никаких проблем, а впереди только все самое лучшее.

— Скажи, Марин, — Слава посмотрел на меня искоса. — Я даже не знаю, можно ли тебе это вообще предлагать, если нет, так и скажи. Если я тебя в ресторан приглашу — это как?

— Это никак. Нейтральная передача. Послушай, ты сам сказал, что нам обоим будет трудно. Тебе придется приспосабливаться к моей болезни, а мне — к твоей профессии. Возможно, где-то даже напильничком. Я хожу в рестораны и там ем. Просто надо соблюдать три правила. Нечасто, не слишком вкусно и желательно в хорошем настроении. Нет, даже не в хорошем, а в спокойном. Какие-то бурные радости — это тоже стресс, а стресс и еда — опасное сочетание.

— А как насчет моего ресторана сегодня вечером?

Я задумалась. С одной стороны, эти три дня были сплошной бурей, с другой, вчерашний разговор несколько выбил меня из колеи. Плюс на минус не дали, вопреки законам математики, минус и даже не сложились в ноль. Они так и остались плюсом и минусом. Но мне хотелось, чтобы этот день был праздником для нас обоих.

— Хорошо, давай.

Я надену красивое платье, накрашусь, причешусь. И он будет на меня смотреть. Такие мелочи. Такие приятные мелочи… А потом мы вернемся домой — ко мне или, может, к нему, неважно. И снова ляжем в постель.