— Ну и ладно, — пожала плечами Кира, —холестерин один эта твоя яичница.

Кира выделялась на фоне наших бледных лиц великолепнымшоколадным загаром. На коленях у нее сидела ухоженная девочка Тая — йоркширскийтерьер такого же цвета. Шелковистая коричневая шерсть миниатюрной собакисгодилась бы на самый лучший парик.

Кира только что прилетела из Флориды. Она возила туда Таюлечить. Операция, которая была необходима ее любимице, делалась и в Европе. Нотам в ходе лечения к задним лапам йоркширов приделывались крохотные колесики,которые облегчали собакам передвижение, а во Флориде научились обходиться без них.

— Все-таки колесики — это не очень удобно, —рассуждала Кира, — они ведь, наверное, гремят. И за них могут ниткицепляться от ковров.

Операция прошла успешно, и Кира с удовольствием предлагалаадрес клиники всем желающим.

Со своей соседкой слева я оказалась незнакома. Оля владеламагазином спортивной одежды. Ее увлекла тема клиник и операций, и она сталагромко рассказывать о своей новой груди. Она перенесла операцию всего месяцназад. Еще даже швы не зажили. Тема оказалась злободневной, половина сидевшихза столом девушек имели подобный опыт, и поэтому беседа сделалась общей иоживленной. И только прерывалась громким хохотом, когда кто-нибудь обращал нашевнимание на то, что разговор слышен за соседними столиками. Как всегда попятницам, ресторан был полон.

От груди перешли к пластической хирургии вообще. Среди насоказалось четыре переделанных носа, шесть липосакций, две подтяжки глаз и пятьизменений формы губ. Всего нас было человек двенадцать.

Тосты стали звучать все чаще, разговоры становились все громче.

Время приближалось к полуночи, ресторан постепенно пустел.

Кто-то предложил поехать в «Красную Шапочку». Лена попросиласчет. Вероника громко спросила, у кого самая большая скидка в новиковскихресторанах. Оказалось, больше десяти процентов ни у кого нет. Лена далаофицианту свою кредитку и назвала номер своей дисконтной карты. После«последней сигаретки» и «последнего бокала» прошло еще примерно полчаса, инаконец мы с шумом завернулись в свои шубы, расселись по машинам и длиннойвереницей отправились в дамский стриптиз-клуб «Красная Шапочка».

Было, наверное, еще рано, потому что в клубе мы оказалисьодни.

Мы заняли большой стол посередине, прямо под высокойжелезной клеткой. Нам предложили меню. Мы выбрали «горячие танцы». Каждаязаказала себе по коктейлю. Мы сразу попросили счета отдельно. Потому что пилимного, уезжали поздно, заведение дорогое, счета огромные и бегать друг к дружкеи проверять, заказывал ли кто-нибудь «индивидуальный стриптиз» или «танец вкабинете», было невозможно. А так каждый сам контролировал свой счет.

Молодые загорелые тела в плавках танцевали перед нашимстолом, и уже Лена с Катей поднялись прямо на сцену (танец на сцене — отдельныецифры в счете), а Олеся бесстрашно забралась в железный скворечник, куда за нейтут же проследовал обнаженный негр. Кира не сводила восхищенных глаз сголубоглазого блондина в сетчатых плавках, который выбрал в партнерши своимсексуальным танцам Таю — Кириного йоркшира. Музыка гремела так, что мы быстрооставили попытки разговаривать и рассредоточились по клубу, ища себе сугубоиндивидуальных развлечений.

Часа через два мне пришло в голову, что я давно что-то невидела Лену. Вышла на улицу, посмотрела, на месте ли ее машина. На месте. Дажеесли предположить, что ей пришло в голову уединиться со стриптизером вспециальной комнатке, она давно должна бы уже вернуться.

Я поставила свой «Махито» на первый попавшийся стол и пошлав сторону туалетов. Дверь в первую кабинку была приоткрыта. Старательно, двумякредитными картами American Express, Оля выстраивала белые кокаиновые дорожкипрямо на унитазе. Катя со свернутой в трубочку стодолларовой купюрой сидела накорточках тут же.

— Лену не видели? — спросила я.

Они не видели.

Я снова обошла весь клуб и вышла на улицу. Подошла к Лениноймашине. Лена сидела внутри и плакала горькими пьяными слезами. Я была раздета иначала сильно стучать ей в окно.

— Холодно же! — возмутилась я, когда она наконецвпустила меня.

— Извини, — сказала Лена сквозь слезы.

— Ты чего плачешь? Именинница!

Она не отвечала, лишь громко всхлипывала.

Я обняла ее.

— Что-нибудь с твоей любовью? Она кивнула.

— Он улетел в Берлин позавчера и ни разу непозвонил, — она говорила, проглатывая некоторые слова целиком.

— И не поздравил тебя? — Я действительноудивилась.

— Нет, — горько сказала Лена и разрыдалась ещесильней.

— Может, случилось что?

Она не ответила.

Мы сидели в машине, обнявшись, и не разговаривали. Слезывысохли на Ленином лице, но мы не шевелились.

Я испугалась, что мы заснем здесь.

— Пойдем выпьем? — предложила я.

— Пойдем, — согласилась Лена. — И поедемдомой.

— Ага.

Домой мы поехали под утро. Гаишники уже спали в своихбудках, машин было мало, и каждая из нас добралась до дома без приключений.Лене исполнилось тридцать два года.

Я с восторгом разглядывала себя в зеркало: мои морщиныпостепенно возвращались ко мне. Конечно, улыбка еще полностью не восстановиласьи напоминала ту, что рисуют на своих лицах клоуны, но прогресс был заметен.Веселые лучики морщинок разбегались в стороны от внешних уголков глаз, и я, нетеряя надежды, упорно тренировалась перед зеркалом. Наконец какая-то из улыбокмне показалась удовлетворительной; я ее запомнила. Еще несколько минут ушло,чтобы научить улыбаться глаза.

Я была довольна результатом. Я снова себе нравилась. Этовосхитительное чувство! Я — красотка. Я кружилась по комнате в шелковой ночнойрубашке на тонких бретелях, представляя, что это вечернее платье и на менясмотрят сотни восхищенных глаз. Я то и дело оказывалась перед зеркалом иулыбалась своему отражению той улыбкой, которая редко достается кому-тодругому. Я решила завести роман с фотографом, чтобы бесконечно ему позировать.Я чувствовала себя женщиной Джеймса Бонда, я могла очаровать любого.Упоительное чувство!

Бравурной музыкой из «Ну, погоди!» зазвонил мой мобильный.Определился московский номер Ванечки. Я почти забыла о нем. Но все же естьнеобъяснимое очарование в людях, которые некогда сделали нам больно. Захотелосьответить Ванечке. Но — нет! У него был шанс, он не воспользовался. Переливчатыетрели припева резко оборвались. «Незваный гость хуже татарина», —прокомментировала я от лица Ванечки. Нет, не так. «Кошке — игрушки, а мышке —слезки».

Я задумалась о том, как давно никто не любил меня. Ипопыталась представить себе мужчину, любовь которого я восприняла бы как долгожданнуюнаграду. Воображение услужливо рисовало образ Сержа. Я старалась мысленнозаменить картинку, но менялось только выражение его лица. Я решила обманутьсебя. Я представила Тома Беренджера, обнимающего меня со своей страстью, накоторую он, судя по всему, способен. Я трогала пальцами его упругие локоны. Оннаклонил голову, почти касаясь губами моего уха… и заговорил голосом Сержа.