— Ну что, в Уголок Дурова? Или поедем в ресторан,отпразднуем победу?

— В ресторан! — радостно закричала моя дочь, акогда я уже развернула машину, спросила: — А какую победу?

— Над собой.

По дороге мы заехали в магазин. Я купила Маше огромногорозового медведя.

— Миша и Маша, — радостно сказала она, устраиваяего рядом с собой.

— Мама, Маша и Миша, — поправила я.

Она понимающе улыбнулась.

Водитель вовсю давал показания.

Утром, в десять часов, как обычно, он поднялся в квартируСержа. Позвонил в дверь. Серж открыл сразу. Он был уже одет. Водитель попросилключи от машины. Серж сказал, что спешит и они выйдут вместе. Лифт, как вомногих старых домах, останавливался между лестничными пролетами. Когда двериоткрылись, водитель пропустил Сержа вперед. Это спасло ему жизнь. Последнее,что он увидел, — двух человек, по одному на каждую лестницу: сверху иснизу. Того, что был на лестнице снизу, водитель узнал — он видел его несколькораз в офисе Сержа. Больше он ничего не помнил. Даже выстрелов.

Наверное, это защитная реакция организма: память простостерла все самое страшное.

О том, что в них стреляли и Серж убит, водитель узнал тольков больнице.

Сначала он отказывался говорить с милицией, ссылаясь насостояние здоровья.

Врачи и родственники поддержали его.

Но опера — я даже подозревала, кто именно, —пригрозили, что снимут с палаты охрану, если он не будет сотрудничать. Этоозначало — смерть. И водитель заговорил.

Он был очень слаб и еще не вставал. Двигательные функции ногвосстановлены не были. Но он начал самостоятельно принимать пищу, —катетеры сняли, и врачи видели в этом хороший знак.

В его палате по нескольку часов в день сидел криминальныйхудожник — составлял портреты подозреваемых.

А я все время думала: почему они не сделали контрольныйвыстрел? В Сержа сделали, а в водителя — нет. Может, их кто-то спугнул? Но этозначит, что есть и другие свидетели. Тогда почему они не объявляются?

Я положила на тумбочку рядом с больным литровую банку чернойикры. Не знаю, можно ли ему икру. Но это единственное, что я привозила вбольницу. Такие дорогие вещи его родственники вряд ли станут покупать. А егомама по-прежнему со мной не здоровалась. Меня все так же провожал еененавидящий взгляд, и поэтому свои посещения больницы я старалась свести кминимуму. Тем более что водитель тоже усвоил подобную манеру поведения со мной,и это было совсем уж невыносимо. Потому что если он жив, а мой муж мертв, этоотнюдь не делает меня перед ним виноватой.

Мне показали карандашные наброски двух мужских портретов. Яне знала никого похожего, но вглядывалась внимательно, стараясь запомнить иугадать, кто из них Вова Крыса.

Я подумала, как мало я знала о работе своего мужа. Я и вофисе-то его бывала раз в полгода. В лучшем случае.

В последние две недели он говорил, что у него проблемы, исильно задерживался по вечерам, но я-то думала, что проблема одна — Светлана.

Я позвонила Вадиму.

— Мне надо с тобой встретиться.

— Приезжай.

Офис у Вадима — в старинном особняке на Сретенке. Особняк являетсяпамятником старины и охраняется государством. И автоматчиками Вадима — дляверности. Вадим занимался муниципальным строительством. Двадцать лет назад онблестяще закончил филфак МГУ. И сразу же начал строить: сначала — финансовыепирамиды, потом — многоквартирные дома на окраинах города и, наконец,собственную империю, названную им в честь жены «Регина». Правда, злые языкиутверждали, что так же звали то ли его сеттера, то ли хомячка, когда Вадим былеще пионером.

В его кабинете была восстановлена подлинная роспись XVIвека. Каждый сантиметр стен был разрисован причудливым разноцветным орнаментом.Для этой работы Вадим приглашал специалистов из Загорского монастыря.Постепенно он планировал реставрировать весь дом.

— Кто такой Вова Крыса? — спросила я, удобноусевшись в широкое кожаное кресло.

Одно время мне казалось, что я ему нравлюсь. А может, этотакой особый мужской талант — вести себя с каждой женщиной так, словно онаединственная.

— С тобой все нормально? — тревожно переспросилВадим. — Тебе ничего не угрожает?

— А что мне должно угрожать? — Я повысилаголос. — Ты что-то скрываешь от меня?

Вадим пожал плечами.

— Почему ты про него спросила?

— Сначала скажи мне, кто это?

— Да, был такой — Сержу нравился. Они сошлись на любвик казино. Ты же знаешь своего… Не остановить. И Вова такой же.

— И все?

— Ну, дела какие-то начали вместе… Проект у них былобщий.

— Какой?

— Почему ты спрашиваешь? — Вадим говорил оченьмягко, и мне опять показалось, что он ко мне неравнодушен.

— Это он… убил… Сержа. — Я запнулась дважды,произнеся эту фразу.

— Почему ты так решила?

— Он был знаком с Окунем?

— Не знаю.

Я вспомнила Олежека и подумала, что никакого второгозаказчика на Окуня не существовало. Он просто наврал.

Вадим начал терять терпение.

— Пожалуйста, расскажи мне все, что ты знаешь.

— Да я ничего не знаю! — с горечью воскликнулая. — Только то, что это был Вова Крыса. Ты, ты расскажи мне!

Вадим знал немного.

Речь шла о крупном действующем государственном предприятии,сорок девять процентов акций которого государство было готово продать. Своимлюдям, разумеется. Вопрос уже был практически решен, обговаривались детали.Серж должен был стать одним из акционеров. Какую роль играл в этом деле Вова,Вадим не знал. Но был уверен, что самую активную.

— Ты думаешь, все произошло из-за этой сделки? —спросила я.

— Я уверен, — кивнул Вадим.

— Значит, Вове было это выгодно?

Вадим прикурил сигарету.

— На этот лакомый кусочек многие претендовали…

— И больше ты ничего не знаешь? — Я быларазочарована.

— Нет.

Секретарша внесла кофе.

— Вообще-то я не просил, — удивленно посмотрел нанее Вадим и тут же исправился. — Может, ты хочешь кофе?

— Нет, я поеду. Спасибо, — поблагодарила ясекретаршу. Она была полная противоположность Регине. И оченьобаятельная. — Пока, Вадим. Звони.

Я дошла уже до двери, но вернулась. В упор посмотрела наанти-Регину. Она поняла, профессионально улыбнулась, закрыла за мной дверь. Яподошла близко к Вадиму.