– Ты считаешь наш брак ложью?

– Ты сама только что сказала – даже я не знаю, как ты на самом деле выглядишь.

– И это все, что тебе важно? Чтобы я была красивой, как она.

– Всевышние звезды, Левана. – Эврет поставил бокал на стол. – Это ты носишь ее лицо. Это ты скрываешь себя. Я никогда этого не желал. Чего ты боишься?

– Что ты никогда не захочешь посмотреть на меня снова! Поверь, Эврет. Ты об этом пожалеешь.

– Ты считаешь меня таким поверхностным? Думаешь, меня вообще волнует то, как ты выглядишь без чар?

Левана отвернулась.

– Ты не знаешь, о чем просишь.

– Знаю. Я знаю. У тебя есть шрамы и ожоги. Слухи и до меня доходили.

Левана поморщилась.

– И твоя сестра говорила, что ты пострадала еще в детстве. Могу лишь догадываться, через какой ад ты прошла. Но… Левана… – Вздохнув, Эврет подошел к ней и обнял за плечи. Его руки были горячими. – Когда-то у меня была жена, с которой я мог говорить о чем угодно. Я полностью доверял ей. Если мы хотим укрепить наш брак, думаю, мы должны хотя бы стремиться к честности. Но этого никогда не произойдет, если ты всегда будешь скрывать свое лицо от меня.

– Этого никогда не произойдет, если ты будешь постоянно сравнивать меня с ней, – прошипела Левана.

Эврет развернул ее к себе.

– Это ты сравниваешь себя с ней. – Он обхватил ее лицо руками. – Позволь мне увидеть тебя. Позволь самому решить, что я могу, а чего не могу выдержать. – Эврет махнул рукой в сторону окна. – Позволь людям самим сделать выводы.

Левана сглотнула, боясь признать, что уже думала об этом. Неужели Эврет не узнает ее, не начнет доверять и не полюбит, пока она будет прятаться за красивыми, идеальными чарами?

– Нет, я не могу, – прошептала она и попыталась вырваться. Эврет опустил голову и убрал руки. – Возможно, ты прав насчет людей. Да, ты прав. Я запланирую визит во внешние секторы. Пусть они увидят меня.

– Хочешь сказать – твои чары.

Левана стиснула зубы.

– Меня. Это все, что имеет значение. Тема закрыта.

Покачав головой, Эврет снова взял бокал.

– Поверь, – твердо сказала Левана, хотя ее глаза заволокло туманом. – Так будет лучше. Чары делают меня лучше.

– В этом-то и проблема, – ответил Эврет, не глядя на нее. – Я не верю тебе. И даже не знаю, как начать.

* * *

Эта мысль пришла ей не сразу. Все началось с ужасных фантазий, вызывающих угрызения совести: что Селены вообще никогда не было и Чэннери умерла в одиночестве… Что Левана была настоящей королевой.

Затем, наблюдая, как Зима и Селена играют в кубики на полу детской, лепеча что-то на понятном только им языке, Левана представила себе, что Селена умерла.

Засунула кубик в рот и задохнулась.

Поскользнулась в ванной, а няня отвлеклась и поздно заметила.

Споткнулась и покатилась по ступеням дворцовой лестницы.

Сначала эти мысли о невинном ребенке с большими темными глазами и буйными каштановыми волосами, которые не могла укротить ни одна расческа, вызывали у нее отвращение. Но Левана убедила себя, что это просто мысли. Нет ничего плохого в том, чтобы представить, как ребенок умирает в результате несчастного случая, вся страна скорбит и Левана становится настоящей королевой.

Со временем фантазии становились все более жестокими.

Няня, разозлившись, сбрасывала Селену с балкона.

Или Селена не сама спотыкалась, а завистливый ребенок кого-то из придворных сталкивал ее с лестницы.

Или утративший веру пустышка тайно проникал во дворец и наносил девочке ножом шестнадцать ударов в грудь.

Левана боялась признаться себе, но ей казалось, что у ее фантазий есть реальные основания.

Она была отличной королевой. Луна развивалась благодаря ей, а не какому-то глупому ребенку, который наверняка вырастет испорченным и эгоистичным.

Селене исполнится тринадцать, придется отдать власть в ее руки, это будет сложно, люди будут растеряны. Возможно, потребуются годы, чтобы снова вернуться на путь развития.

Чэннери была ужасной правительницей. Разумеется, ее дочь будет ничуть не лучше.

Никто не будет любить эту страну так, как Левана. Никто.

Она заслуживала быть королевой.

Левана не чувствовала настоящей ненависти к ребенку и потому считала свои доводы разумными. Ею двигала не зависть или жажда мести. Она лишь заботилась о благе Луны. О благе каждого из тех, кто ее окружал.

Шли месяцы, и Левана обнаружила, что в те редкие минуты, которые проводит с племянницей, она ищет ее слабые места.

Думает, как бы она сделала это, если бы появилась возможность.

Пыталась понять, сможет ли остаться безнаказанной.

Левана не сознавала, что обдумывает план, до тех пор, пока план не был наполовину готов.

Это было правильным решением. Единственным решением, которое бы приняла истинная королева.

Это было жертвой, тяжкой ношей, которых она не пожелала бы никому другому.

Левана выбрала день.

Все казалось очевидным. Воображение разгорелось, словно невидимый призрак подсказал ей идею, уговорил воспользоваться шансом, который может никогда больше не выпасть.

В тот день у Зимы был назначен визит к доктору Элиот. Левана сама заберет девочку из детской и отведет к врачу. Она поручит Эврету другое задание. Няня и Селена останутся в детской. Желательно, чтобы няня была новой, чтобы ее во дворце не знали, чтобы ей не доверяли полностью. Затем Левана проникнет в ее разум и сделает так, чтобы все выглядело как несчастный случай. Она…

Что она сделает?

Это было самым сложным.

Как обычно убивают детей?

Вариантов было немало, но каждый заставлял Левану почувствовать себя чудовищем уже просто потому, что она осмелилась об этом подумать. Сначала Левана пыталась придумать что-то, чтобы ребенок не страдал. Ей не хотелось причинять ей боль: девочка должна просто умереть. И быстро.

На третий день рождения Селены они решили устроить вечеринку. Маленький праздник в тесном кругу. Идею предложил Эврет, и Левана была так рада его желанию устроить семейное торжество, что не возразила. На празднике были только они, маленькая Зима и, конечно, Клэй с женой и ребенком. Все собрались во дворце, в детской. Взрослые пили вино и смеялись как обычные люди, словно не было ничего странного в том, что королевские особы сидят вместе с охранниками. Дети играли, жена Гаррисона подарила Селене тряпичную куклу, которую сшила сама. Королевский кондитер испек маленький торт в форме короны. В каждом из ее зубцов горело по крошечной серебристой свече.