– Царапины, – отмахнулась девушка. – Все меня благодарит.

– За что?

– Он же бесился страшно, что я не приехала и на звонки не отвечала. Когда Пищелев с дочкой танцевать пошли, его как раз осенило меня по домашнему номеру поискать. Поэтому от эстрады отошел, чтобы музыка не мешала. А так бы тоже на куски разорвало.

Я принюхалась – от Вики ощутимо попахивало спиртным. Впервые, кстати. Хотя мы и раньше в печальных обстоятельствах встречались. Но она тогда что-то упоминала – про принципы, и для голоса вредно… Сейчас удержаться не смогла.

Всхлипнула:

– Маман зачем-то на кладбище оркестр подогнала. И военные залп дали, хотя отец к армии давно никакого отношения не имел. Священник душу травил, потом она сама целую поэму зачитала. Хорошо, у дяди Мити фляжка была, а то бы я совсем рехнулась.

– А кто есть дядя Митя?

– Ох, Римма, – совсем не по-похоронному заулыбалась Вика. – Сейчас-то чего ты расследуешь?

– Так кто?

– Друг отцовский. Школьный еще. Вон он, с матерью стоит.

Воровато огляделась, остановила взгляд на дальнем конце стола, где дружной компанией помещались бутылки. Шепнула:

– Пойдем туда. Будешь меня прикрывать.

Я начала беспокоиться. Когда непьющий, да еще в стрессе, дорывается до алкоголя, концовка обычно скоротечна и печальна. Вике, может, и надо допиться до полного забытья, но мать ей потом устроит – за срыв «культурного» мероприятия.

Впрочем, с ходу спорить и наставлять на путь истинный не стала. Налила в два фужера чуть на донышко коньяку, предложила:

– Пойдем на воздух выйдем. Все равно за стол пока никто не садится.

Мама Вики и впрямь, словно на великосветском приеме, стояла вместе с метрдотелем у входа, встречала гостей.

«Эта шляпка вам изумительна», – услышала я.

Слишком в хорошей она форме для свежеиспеченной вдовы.

Хотя фингал дочери поставила знатный – до сих пор отчетливо проступал сквозь толстый слой грима.

Мы вышли на пустую террасу. Плохо подвязанные ветви дикого винограда шелестели на ветру, с Москвы-реки тянуло соляркой и болотом, на малой скорости плелась длинная проржавелая баржа.

– Не смогу я без отца жить, – просто и грустно сказала Вика.

Я мало склонна к романтике, но сегодня вдруг осенило.

– Вик, ты представляй, что он здесь. На Земле.

– Это как?

– Мужчины ведь часто надолго уезжают, но потом всегда возвращаются. Допустим, он капитан корабля и ушел в кругосветку.

– Папа-то не вернется, – всхлипнула она.

– Он будет приходить к тебе во сне. Или на улице. Увидишь знакомую фигуру, побежишь, не догонишь – но все равно, будто бы повидались. А свою бабушку я однажды видела в облаке.

– В «Яндексе»? – хмыкнула Вика. – Или на «мэйле»?

Может шутить. Хорошо.

– Нет. В настоящем облаке. Я сидела на даче в шезлонге. Смотрела в небо. И вдруг – ее лицо. Очень отчетливо. Она выглядела счастливой, улыбалась. Ничего не сказала, но я сразу поняла: там, в раю, ей хорошо.

Вика горько вздохнула. Схватила бокал.

– Пей по глотку, – строго сказала я.

Но она осушила до донышка. Пробормотала:

– А папу не пустят в рай.

Я хотела выпалить любимое, сыщицкое: «Почему?»

Но удержалась. Спокойно произнесла:

– Я не верю, что в рай определяют по канонам из Библии или «Божественной комедии». Хорошему человеку можно простить любую ошибку. А Бог – он не карающий. Он добрый.

– Ох, если бы так! – Вика порывисто меня обняла.

Подхватила мой нетронутый бокал. Прикончила. Откинулась в плетеном кресле. Пожаловалась:

– Все кружится.

Отвести незаметно в туалет? Заставить очистить желудок?

Но голос девушки стал тише, она закрыла глаза. Губы еле шевелились, но мне удалось разобрать:

– Отец всегда был прав. И насчет Мишки прав. Какое счастье, что он его убрал!

– Как ты сказала?

Хмель слетел с Вики мигом. Взглянула на меня с ужасом:

– Я ничего не говорила.

Я постаралась отозваться максимально спокойно:

– Вика, я слышала, что ты сказала. Но тебе не о чем волноваться. Если человека нет, то и обвинять некого. Дело об убийстве сразу закрывают.

– А память порочить? А родители Мишкины? Они живы, тоже могут гражданский иск нам вчинить, – почти трезвым тоном возразила певица.

Потом схватилась за голову, простонала:

– Правильно мать говорит: олигофренка я. Нашла с кем разболтаться!

Я обиделась:

– Ты меня, кажется, подругой своей называла. Но как частный детектив могу тебе сказать: для любого поступка обязательно должен иметься мотив. И лично у меня нет никакого желания или выгоды порочить память твоего отца. Можешь не волноваться. А как он его убил?

– Принеси мне еще выпить, – тяжело вздохнула она.

– Нет. Тебе больше нельзя.

– Тогда я схожу сама.

Схватилась обеими руками за ручку кресла, тяжело поднялась. Поскользнулась, едва не упала. Я вскочила, обняла ее за плечи, заорала:

– А ну, сядь!

– Я сказала, п-принеси мне выпить! – Викин тон стал скандальным. – Н-немедленно.

– Сейчас все принесу, – тихо заверила я. И внушительно добавила: – Только за мной не тащись. Шею сверну.

И пулей бросилась в здание ресторана.

– Х-хороша подруга! – рассмеялась вслед Вика.

Как ее обмануть?

По счастью, ассортимент напитков в конце стола оказался богатым. Имелись тут и ром, и водка, и соки. Я быстренько схватила «Столичную», апельсиновый и два высоких бокала. Заскочила в туалет, вылила водку в раковину, заполнила емкость водой. И вернулась на террасу.

Объявила Вике:

– Коньяка больше нет, а чистая водка тебя с ног сшибет. Поэтому будем пить коктейль. «Скрудрайвер».

И щедро плеснула в бокалы обычной воды вместо огненной.

– Град-дус, – певица икнула, – п-понижать нельзя.

– Ничего. Тебе сегодня все можно.

– С-споить меня хочешь и все в-выведать?

– А что поделаешь? Подруги всегда любопытны, – улыбнулась я.

– Ну, тогда на. Читай, – больше не стала упираться Вика.

Протянула мне конверт. Прокомментировала:

– Фотографии, к счастью, нет.

Слева от яркого изображения с подписью «Московский Диснейленд» значился обратный адрес: Иркутская область, деревня Ручьево, дом 3.