Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тремя часами ранее
Хотя с утра мать влила в нее пятьдесят капель валерьянки, новопассит и впихнула три таблетки боярышника, Вика никак не могла заставить себя войти в морг. Родительница сначала убеждала, потом злилась, тянула за руку. Наконец выплюнула:
– Истеричка! С родным отцом не проститься, стыд какой!
Резко развернулась и, практически чеканя шаг, отправилась в юдоль скорби.
А Вика упала на лавочку во дворе морга и начала реветь.
Парочка маминых подруг воровато прошмыгнула мимо – утешать скорбящую дочь не захотели.
Девушка закрыла лицо руками, сжалась в комок. Начала себе внушать:
– Ты должна. Должна!
И вдруг услышала:
– Курить будешь?
Голос был женский.
Вика убрала руки от глаз.
Рядом на лавке сидела дама. В черном, как и большинство в больничном дворе. В руках – букет печально-бордовых роз. Лицо некрасивое, переносье пересекает решительная складка.
Где-то Вика ее видела. Сто процентов.
– Я не курю, – прошептала девушка. – Бросила.
– И дальше не будешь, – уверенно произнесла женщина. – А сегодня можно.
И протянула ей пачку.
Вика послушно прикурила. Сначала рот залило несусветной горечью, но очень быстро и правда стало полегче.
– Тебе надо просто пережить этот день, – спокойно продолжила женщина. – Всего один неприятный, страшный день в твоей жизни. Да, боль останется навсегда. Но страх и кошмар – они только сегодня. Подумай, что такое несколько часов в сравнении с вечностью? Кстати, выглядит Юра совсем не страшным. Будто спит. И даже улыбается слегка.
Вика взглянула на розы в ее руках. Спросила:
– Вы разве уже там были?
Женщина не ответила.
А молодая певица вдруг вспомнила: вечеринка. Повышенный гонорар. За столиком тихо разговаривают мужчины – и среди них она. Единственная дама.
– Это ведь вы мне дарили цветы! Такой же огромный букет – только не мертвого цвета! – вскричала Вика.
– Да, – улыбнулась женщина. – Мне понравилось, как ты поешь. И вообще ты мне нравишься.
– Вы меня знаете? – озадаченно спросила Вика.
– Нет.
Собеседница встала. Произнесла:
– Я иду попрощаться с твоим отцом.
– Подождите. Я с вами.
И Вика – безо всякого больше страха – вошла в морг.
Папа, как и предупреждала незнакомка, совсем не походил на страшного мертвеца. Приятного оттенка розоватая кожа, нежный румянец, глаза не запали, на губах – легкая улыбка.
– Тысяч двадцать, наверное, гримерам отвалили, – услышала Вика чей-то шепот за спиной.
И бесстрашно приблизилась к гробу. Поцеловала отца в холодный, но совсем не противный лоб. Прошептала:
– Я всегда тебя буду любить и помнить.
А когда отошла, увидела: только что говорившая с ней женщина, уже без цветов, спешно покидает морг. Покидает не одна – в окружении двух мужчин. Причем держат они ее так, будто боятся, что вырвется.
– Подождите! – бросилась вслед Вика.
Но троица лишь ускорила шаг, причем девушке показалось – женщина не идет, ее волокут.
Как назло, народ навстречу все шел и шел, протолкаться оказалось сложно. И когда девушка наконец выскочила во двор, она увидела: прямо у ворот морга стоит авто (хотя въезд сюда разрешен только катафалкам). Туда и запихнули женщину в черном. А потом машина с визгом тронулась и, распугивая скорбящих, погнала к воротам.
– Кто это? Что случилось? – обратилась Вика к стоящим вокруг зевакам.
– Понятия не имею, – пожала плечами какая-то дама. – Но вообще редкостная наглость – по территории морга гонять. Я номер запомнила. Буду жаловаться.
– Кому? Номера-то ментовские, – прокомментировал стоящий рядом мужчина.
– А-аа… – с разочарованием протянула женщина. – Ну, этим все можно.
И скрылась в морге.
А Вика так и осталась на пороге.
Кто была эта женщина?
Но поразмышлять девушка не успела – на порог выскочила мать. Злая, как фурия. Схватила дочь за руку, зашипела:
– Ты где шляешься?! А ну, быстро пошли! Сейчас гроб выносить будут, а тебя все нет!
Вика
К третьему «Скрудрайверу» Вика секрет напитка разгадала и сердито налетела на Римму:
– Я тебя что, в няньки нанимала?
Остатком разума осознавала: получается грубо. Но все напряжение дня накопилось, выплеснулось разом. Будто бес вселился, дергал за язык:
– Чего ты вообще сюда пришла?! Поесть на халяву?
Римма – будто сфинкс. Безмятежно потягивала свой разбавленный водой апельсиновый сок. А Вика продолжала орать:
– Ничтожество, вот ты кто! И дело не раскрыла, и сейчас меня обманываешь!
Ей очень хотелось, чтобы Римма взбесилась, устроила ссору. Но та лишь примирительно предложила:
– Хочешь еще сока?
И тогда Вика отправилась за нормальным алкоголем самостоятельно. Чувствовала, что ее качает. Однако выпить надо было срочно.
Римма удерживать не стала.
А молодая певица, едва вошла в общий зал, немедленно столкнулась с мамой. Та все сразу поняла, но только вздохнула:
– Не удержалась. Я так и думала.
Народ уже сидел за столами, поднимал, не чокаясь, бокалы, но маман без тени колебания бросила гостей, отвела дочку в туалет, велела наклониться над унитазом и открыть рот.
– Мам, – бормотала Вика, – давай я сама. Неудобно…
– Не смущайся. Ты мне родная. И у меня – большой опыт.
Нажала подушечкой пальца на корень языка, и у девушки немедленно все пошло наружу. Мама сразу вышла из кабинки, прикрыла дверь. Но не уходила, давала ценные указания:
– Все до конца! Чтобы желудок полностью пустой был.
Когда Вика вышла, ее по-прежнему покачивало, но голова стала ясной, светлой. Доселе плававшее в тумане алкоголя лицо отца снова встало перед глазами, и девушка заплакала.
Мама обняла, попросила:
– Викуля, ты ведь у меня сильная. Пожалуйста, держись. Дома поплачешь.
И дочь повиновалась. Сидела вместе со всеми за поминальной тризной. И завидовала дочери олигарха Пищелева. Та сейчас была вместе с отцом. А ей только папины портреты остались.
Римма
Вика очень старалась меня разозлить, но на скорбящих я не обижаюсь. А что с поминок выгнали – так оно и лучше! Найдем местечко поприятнее.