Столько дней, считай, впустую потеряно».

Медсестра между тем книжечку на стол положила и говорит: «Проходите в первую кабинку, присаживайтесь на кушетку, я сейчас подойду». А кабинка — так, название одно, шторки обычные висят на железных трубках вокруг кушетки; не видать, что там делается, да и ладно…

Сел, значит, Саня на кушетку, ждет и дальше рассуждает про себя: «Вот же какие красавицы тут, оказывается, работают. Да и вообще — создал же бог красоту такую, придраться даже не к чему».

Зашла медсестра в кабинку, одела ему на глаза какую-то резинку с мокрой ваткой, провода к приборчику подсоединила. «Ложитесь, — говорит, — сейчас прибор настроим, и вы постарайтесь расслабиться, ни о чем не думать. Я вас потом разбужу».

Ладно… Лёг Саня, настроили прибор на нужную силу тока, лежит он, но ни о чем не думать не получается — о медсестре думает. Засела она у него сразу в голове, стоит перед глазами, смотрит ласково и будто бы говорит даже: «Где ж ты раньше-то был, а? Заждалась я тебя совсем».

Но как бы там ни было, а минут через пять Саня и вправду задремал. Задремал, расслабился, но сон какой-то интересный получается — вроде как и спишь, а в то же время слышно, что вокруг происходит. Ни рукой, ни ногой пошевелить не можешь, как в яму какую провалился, но при этом понимаешь, что это сон. Нет отключки полной.

И вот только Сане так хорошо-хорошо сделалось, как слышит он — кто-то рядом храпеть начал. Да громко так, протяжно, размеренно. Видно, надолго затянул. Лежит Саня, злится, что кабинки тут такие, со шторочками вместо нормальных стен — всё слышно, что рядом делается. И мысль в голове: «Хоть бы пихнула медсестра этого… Чтоб не храпел так, собака». Потом, вроде, потише стало, и когда через положенное время медсестра Саню растолкала, никакого храпа уже не было, ушел, наверное, тот мужик раньше его.

Саня, смущаясь, сто раз сказал сестре «спасибо», позаглядывал в глаза её прекрасные, но не будешь же стоять тут вечно — взял книжечку свою и побрел к себе в комнату. И стал ждать с нетерпением, когда же следующий электросон у него будет.

Сутки томился, ни о чем думать не мог, кроме как о той медсестре. Полночи не спал, и всё рисовались в голове его картины заманчивые: как заговорит он с ней легко и непринужденно, как договорится о свидании, как станут они встречаться… Домечтался Саня до того, что сделает он ей предложение, да и поженятся они в конце концов! А чего?! Почему бы и нет? Чем он хуже других, ёлки-палки? Да и пора уже, не мальчик…

И засела в душе у него тягучая эта радость — предвкушение будущего счастья. И страсть как захотелось, чтоб поскорее это всё уже произошло, прямо невмоготу ждать стало.

И вот подошло, наконец-то, время следующего раза. Всё повторилось, как и вчера: та же самая кабинка, провода, маска резиновая, те же ноги ватные и то же волнение до трясучки в животе… Лёг Саня, пытается снова расслабиться, но о медсестре ещё пуще думает, продолжает картины заманчивые в голове рисовать. А осознание того, что она совсем рядышком, вот тут вот, за шторкой сидит, вообще покоя не дает.

Но через некоторое время опять он задремал, опять в ту же яму провалился и лежит не знает — то ли на кушетке, то ли в яме этой липкой. И как назло — снова, видать, тот же мужик рядом оказался! Наверное, одно время у него с Саней назначено. И опять давай он храпеть, да пуще вчерашнего, с присвистом каким-то. Выдохнет, затаится на секунду и потом протяжно так, с храпом, начинает втягивать воздух в себя. Затем снова выдохнет со свистом, словно Соловей-разбойник, и заново всё повторяет, паразит. Да громко так! Если бы у Сани руки-ноги шевелились, то сам пихнул бы его. Но через некоторое время, слава богу, заснул он поглубже и под конец уже не слышал ничего.

После того как сестричка растолкала его, сняла с головы провода, сел Саня на кушетке и прикидывает: «Тянуть-то дальше некуда, у меня впереди только неделя, считай, остается. Надо бы как-то с ней уже того… заговорить. А то не заметишь, как время пролетит, и всё — пиши пропало». Но вот как заговорить? Не был он мастак с женским полом знакомиться. Как говорится, за каждым словом приходилось в карман лезть, да поглубже.

Как бы там ни было, но собрался Саня с духом, вышел из кабинки, подошел к столу, за которым медсестра сидела, улыбнулся как мог беззаботнее и говорит:

— Ох и работенка у вас, наверное, не сахар.

Та удивленно посмотрела на него:

— Почему вы так считаете?

— Ну как же… Я, вот — сколько? — он посмотрел на часы, — минут сорок у вас тут лежу, да и то надоедает слушать как сосед храпит, а вы, поди, весь день это слушаете. Тоже надоедает, наверное…

— Какой сосед? — чуть улыбнувшись, спросила девушка.

— Ну за шторкой-то… Храпит который как медведь. Жаль, сам не могу пихнуть его, а то бы он у меня точно с кушетки свалился.

— А кроме вас тут никого нету, у вас у одного процедуры на это время назначены, — медсестра смотрела на Саню своими большими и грустными глазами.

Он замер, ничего не понимая.

— Как никого?

— Никого, вы один спите. Все остальные до обеда проходят.

И тут до него дошло… Елки же палки! Так это он что — свой собственный храп, выходит, слышал?! Соловей-разбойник, ядрёна ты вошь! Кровь бросилась ему в лицо. Он представил, как она, его мечта и избранница с этими чудными глазками и губками, в этом безумно-красивом белоснежном халатике, сидела вот тут, за этим столом, и все полчаса слушала как он там заливается…

Выдавив из себя «спасибо», Саня пулей выскочил из кабинета.

— Погодите! — выбежала следом за ним в коридор медсестра. — Вы книжку свою забыли…

Взяв из её рук книжечку, он чуть не бегом кинулся прочь.

Вот так вот рухнули Санины мечты. Такой конфуз он перенести не смог и от дальнейших процедур электросна отказался, сказав, что после них у него голова болит. И оставшееся время старался держаться от этого кабинета подальше, чтоб не дай бог снова не столкнуться с той медсестричкой.

Море волнуется раз

В среду вечером после работы Антон Балахнин зашел в ближайший к дому гастроном купить бутылочку пива на вечер.