– С дружками своими поболтай, – она едва могла говорить, воздуха не хватало. Кровь прилила к вискам, заполняя вены горячей паникой. С силой попробовала оттолкнуть, дёрнулась вниз и в сторону. – Пошёл вон, урод!

Удар справа под дых, от которого вышибло из лёгких воздух. Руки безвольно разжались.

– Ну зачем же так грубо, – его массивное тело припечатало к стене, ладонь скользнула ниже, к бедру девушки, свободной рукой дернул верхний клапан на ее комбинезоне.

Внутренности скрутило от страха и отвращения. Она неистово выдиралась из тисков.

Сабо, шипел на ухо:

– Не дергайся, так все быстрее закончится… Или ты хочешь подольше? А? Хочешь подольше? Я могу очень-очень долго резать тебя на куски. Как там, на «Сционе»… Помнишь?

У девушки округлились глаза. Еще свежее воспоминание об обугленном, пропитанном ее собственной кровью прямоугольнике комбинезона, который полетел на белый как снег пол, пробрало до костей.

Сабо склонился. Ульяна увернулась от его губ, неловко двинула носком ботинка. Попала по защищенной высоким армейским ботинком лодыжке креонидянина. В этот же момент шею, чуть выше основания распахнутого ворота, обожгло. Девушка взвизгнула, не сразу сообразив, что случилось, почему так жжет.

От боли застилало глаза, и, кажется, встали дыбом волосы на затылке. Ульяна на мгновение потеряла способность дышать, ее парализовало. Она чувствовала только то, как нестерпимая боль растекается от основания шеи к уху: там, где касались губы Паля Сабо.

– Эй, Сабо. Мы так не договаривались, – подал голос один из его дружков, карауливших на выходе из камеры. – Ты так тут надолго застрянешь.

Мгновения хватило, чтобы собраться. Она отчаянно боднула креонидянина. Попала по носу. Простым приемом, которым обучал на спарринге Вася Крыж, выкрутила кисть и что было сил двинула нападавшему в ухо. Ринулась напролом к выходу.

Сабо озверел. Схватил за комбинезон, бросил назад, на стену. От удара все потемнело, перед глазами рассыпались искры.

Ульяна тряпичной куклой оседала по стене, чувствуя, как сознание медленно покидает ее.

На короткое мгновение она оказалась над гадкой сценой. Видела со стороны себя в траурном аварийном освещении, склонившегося к ней Сабо с перекошенным злобой лицом и двух его дружков в проёме тесной камеры.

Вырвавшееся на волю сознание оказалось быстрее самого времени.

Ульяна вздохнула. В груди стало неожиданно спокойно и тепло, холодной ртутью по венам растекалось новое, незнакомое ощущение наполненности. Со стороны она наблюдала, как от её собственного тела отделились, медленно раскручиваясь, тонкие полупрозрачные волоски, похожие на щупальца волосистой цианеи. Видела, как они методично заполнили собой тесное пространство камеры, стирая с надменного лица креонидянина липкую ухмылку. Руки, которые только что безжалостно удерживали её, внезапно ослабли, безвольно повисли плетьми. В распахнутых мертвенно-прозрачных глазах застыло удивление, но вскоре угасло и оно. Сменившись неестественно холодным равнодушием.

Ульяна наблюдала, как невидимая рука сжимает рыхлое горло Сабо, как синеет на нем тонкая полоска кожи и сминаются ткани, а из груди вырываются крошечные пузырьки воздуха. И одновременно с этим безвольно оседает его тело. Как неловко складываются длинные ноги, а туловище прогибается, подчиняясь неведомой силе, и заваливается на синее покрытие камеры.

Короткий выдох.

Одновременно волокна-щупальца достигли проёма, смели оцепеневших в недоумении дружков Сабо. Приглушенный вскрик и грохот падающих тел. За ними – тишина и бледное аварийное освещение.

Ульяна оказалась одна.

Полупрозрачные щупальца бесшумно скручивались, вбираясь под ногти девушки, в центр ярёмной впадинки, в солнечное сплетение. Сотни тончайших нитей-паутин опутывали ее тело и растворялись в нем.

И только после того, как исчезла последняя, боль накрыла Ульяну, сбила с ног.

Девушка качнулась, шумно втянула в себя воздух и осела на пол, рядом с подвернувшим нескладные ноги Палем Сабо: его бесцветные глаза уставились в потолок, пальцы, скрючившись, все еще цеплялись на короткий ворс дендрогалевого покрытия. Она с ужасом и отвращением исследовала собственные руки.

– Это что было?

Стёрла рукавом комбинезона липкую слизь, которая осталась после поцелуя Сабо и всё ещё жгла кожу. Наклонилась к креонидянину и отшатнулась: на неё уставились распахнутые глаза, а на шее темнела рваная странгуляционная борозда[1].

– Я убила его, – прошептала, холодея. Она со свистом втягивала ртом воздух. – Мамочка, я убила его.

«Бежать!» – первая мысль. Но не она же на него напала. Она в своей каюте, которая должна быть заперта. На ней следы борьбы и его домогательств. – «Что делать?»

В коридоре послышалось движение, Ульяна вжалась в угол, сипло вскрикнула.

В проёме показалась невысокая фигура в темном. Бросив короткий взгляд на три распростёртых на синем покрытии тела, тихо присвистнула:

– Ити-ишь твою трата-та, – фигура наклонилась к одному из креонидян, пощупала пульс на шее. Чертыхнувшись, перешагнула через него. Неизвестный нырнул в каюту и тихо позвал: – Рогова? Ульяна! Жива?

Ульяна пошевелилась, смутно узнавая голос.

– Да… Я их убила.

– Пошли. Бегом! – он схватил её за рукав, потянул к выходу, налево, в полумрак бесконечного коридора. – Быстрее, не останавливаться!

Она едва поспевала за ним. Он тянул ее вперед, на ходу нажимая панели информеров и захлопывая за ними переборки отсеков.

Выскочили к уже знакомому Ульяне посту дежурного по второму блоку. Его пульт заливало красным, мигали десятки индикаторов, вызовы поступали один за другим, но кресло дежурного пустовало. Ульяна пожала плечами, шагнула дальше, за уже скрывшимся за поворотом проводником. Ее внимание привлек длинный темный предмет, лежавший на полу, у стойки. Поравнявшись с ним, Ульяна разглядела серебристый шеврон, металлическую отстрочку. Скрученные пальцы тянулись к закрепленному на поясе оружию.

Ахнув от неожиданности, Ульяна остолбенела: глаза молодого клириканца, совсем мальчишки, который отпирал ее камеру после допроса, смотрели равнодушно. Тонкая ниточка зрачка совсем растаяла, оставив лишь серебристый перламутр радужки. Аварийные огни отражались в них, рассыпаясь. На переносице темнела крохотная обугленная рана. Из уголка искривленного от удивления рта струилась кровь.

Парень был мертв.

– Мамочки! – выдохнула Ульяна и попятилась назад.

Она никогда не видела мертвых. И сейчас, в духоте перехода, в пугающе-красном освещении эти застывшие серебристые глаза без зрачка вымораживали все мысли.