«Чертова Тамарка так невовремя подорвала мой авторитет, —подумала я. — Начну кричать, что пропал ребенок, он бригаду вызовет. А чтокричать? И кем представится? Представлюсь собой, — теперь, после спектакляТамарки, он насторожится, еще и в психушку сдаст меня. А, была не была.»

Я не стала врать и рассказала все, как есть, мол пропал мойсын Санька. Гургенов молчал. Молчал. Думаю, размышлял в какой стадии мояшизофрения. Слишком похоже было на новый приступ.

— Умоляю, — воскликнула я, — найдите для меня хоть минутку.Нам надо срочно встретиться и поговорить. Я в совершенном отчаянии.

— Вы где? — спросил Гургенов.

— В Тамаркином кабинете, — ответила я.

— В офисе Тамары Семеновны?

— Да.

— Там и оставайтесь, — приказал он, и в трубке раздалисьгудки.

Я замерла, гадая, что теперь будет: кого мне ждать —Гургенова или бригаду психиатрической службы?

На фоне этой мысли были и другие: все о Саньке. Кляла себяза ревность и любопытство. Какого черта я за Женькой следила? Какого черта в тудыру за ним понеслась? Какого черта собралась с моста топиться? Какого чертараньше американца не спрыгнула?

Вдруг страшно захотелось знать, что плела я Гургенову в деньнашего с ним знакомства. Пожалуй, это была единственная полезная мысль. Вспомния, что плела, и, возможно, появится шанс реабилитироваться. Восстановить доброеимя мне было необходимо, я старательно начала вспоминать.

Ну, так и есть: ничего хорошего не плела. Как раз тогда намоем жизненном горизонте появился наблюдательный Буранов, он-то мне глаза намужа и открыл. Обратил мое внимание на поведение Женьки, и сразу выяснилось,что нет у меня никакого семейного счастья. Я с ужасом заметила, что Женька мойначал из дома пропадать, я заревновала, вдруг поняла, что он нашел другую,жаждала отомстить и в каждом встречном мужчине пыталась будущего любовникарассмотреть. Вот в такое неудачное время в кабинете моей Тамарки и подвернулсяГургенов, вполне еще молодой и очень привлекательный для любой женщины.

Конечно я тут же, не сходя с места, попыталась егообольстить, несла что-то про свое любвеобилие — откуда бы оно только взялось уменя? Остается лишь надеяться, что остроумие не изменило мне. Если всевыглядело серьезно, у Гургенова действительно есть основания меня шизофреничкойсчитать.

Я даже расстроиться от этой мысли не успела; в кабинет вошласекретарша и сообщила, что меня ждут в приемной.

— Неужели Гургенов? — изумилась я. — Так быстро?

— Не он, — ответила секретарша, — но от него.

Из кресла я катапультировалась прямо в приемную: тамдействительно поджидали меня головорезы из свиты Гургенова. Их почему-то былотрое, будто одному было не по плечу показать дорогу к Гургенову, ну несправился бы один с такой «сложной» задачей. Впрочем, трое так трое, мне всеравно.

— Поехали! — скомандовала я.

Однако, головорезы подчиняться мне отказались. Самыйогромный из них спокойно на меня посмотрел и спросил:

— Софья Адамовна Мархалева?

— Да-да, это я, хоть и сама уже этому не рада, — притопываяот нетерпения, воскликнула я.

— Поднимите вверх, пожалуйста, руки, — сказал самыйогромный.

Я не поверила своим ушам и тупо зависла на нем удивленнымвзглядом.

— Хенде хох! — вдруг гаркнул второй головорез, и мои рукисами собой взметнулись.

Огромный дал знак, и двое верзил засновали своими лапищамипо моему телу.

«Оружие ищут, — подумала я. — Не доверяют козлы!»

Облапав меня с ног до головы, они вывернули карманы моейкуртки — на пол упала визитка Доферти. Один из троих поднял визитку, покрутил,протянул огромному. Тот бегло пробежал по ней глазами и вернул визитку мне.

«Зачем, спрашивается, глазами бегал? — ехидно усмехнуласьсвоим мыслям я. — Можно подумать, что-то понял. Там же по-английски.»

— Все в порядке, — сказал он, — идите за нами.

И я тут же вырвалась вперед.

Я бежала, а головорезы Гургенова спокойно топали за мной.Выскочив на улицу, я закрутилась по тротуару, как озабоченный блохами Тузик засвоим хвостом: куда? Куда?! Куда!!!

Головорезы подхватили меня под руки и буквально внесли вширокий и длинный автомобиль, медленно выкатившийся из-за угла. Не знаю почему,я начала рваться обратно, хотя, автомобиль был хорош.

Признаться, таких автомобилей я раньше не видала и сходу несмогла его марку определить. Да мне и не до этого было, я негодовала и пыталасьвыразить головорезам свое «фи», они же заталкивали меня на заднее сиденье изатолкали. Желая выйти, я решительно схватилась за ручку двери и почувствовалана своем плече чью-то теплую руку. Оглянулась — Гургенов с доброй тревогойсмотрел на меня.

— Здрасте, — сказала я, оставив и головорезов и двернуюручку в покое. — Не думала, что вы сами приедете за мной.

— Я понял, что дело срочное, — ответил Гургенов, даваяводителю знак трогать.

— Срочное, очень срочное, — залепетала я.

— Тогда сразу и рассказывайте.

Я заглянула в глаза Гургенова, стараясь понять, что он зачеловек. Порой для этого годятся и глаза. У Гургенова они были странные:разного цвета. Один — карий, другой зеленый. Разные, но добрые глаза.

И с чего вдруг он, такой важный и занятой человек, решилоткликнуться на мой отчаянный зов?

Изменила бы себе, если бы не задала ему этот вопрос.Гургенов спокойно ответил:

— Когда женщина просит о помощи, мужчина не долженотказывать.

«Вот он, восточный человек! — подумала я, загораясьнадеждой. — Такой обязательно моего сына найдет, моего Санечку, моего ангелочка.»

Вдохновленная этой мыслью, я подробно рассказала Гургеновувсе, начиная с того момента, как увидела любовницу мужа, стелившую постель, изаканчивая звонком Тамарки. Умолчала лишь о рвущемся в любовники Буранове.

— Ваш муж не знает о случившемся? — удивился Гургенов.

— Нет, — ответила я. — Даже думать о нем не хочу. Говорю же,я влюбилась в другого, в американца. Он, правда, странный какой-то. Дажеподозреваю, что он шпион. Агент ЦРУ. Но мой муж ничем не лучше — он изменилмне!

Брови Гургенова поползли вверх, выражая удивление, которое,впрочем, плавно переросло в задумчивость. Наконец он изрек:

— Красота кукушки в ее пении, красота женщины в ее чистойпреданности мужу. Там, где есть преданность, нет места измене.