– Доброе утро, девочки! – Артем так резко плюхнулся на единственный свободный стул, что тот обиженно скрипнул. – У меня есть для вас две новости. Хорошая, – он еле заметно улыбнулся Инне, – и плохая, – он красноречиво посмотрел на Дашу, которая, предпочтя позицию «а я здесь вообще ни при чем», принялась яростно перемешивать в кофейной чашечке тростниковый сахар.

Женя и Инна заговорили хором:

– Начни с хорошей, – предложила Инна.

– Начни с плохой, – посоветовала Женя.

– Как скажете, – щелкнул пальцами Иртенев.

Женя поморщилась: ее раздражало, когда кто-то начинал хрустеть пальцами в ее присутствии.

– Итак, плохая новость. – Он изо всех сил хлопнул по столу журналом. – Вот!

– Что это? – заинтересовалась Инна.

– А ты не у меня спроси, у Дашутки.

Даша вздохнула. Она знала, что рано или поздно этот момент наступит.

– Да ладно тебе... – примирительно улыбнулась она, придвигая журнал к себе. – Хорошая фотография, что ты...

– Я и не говорю, что плохая. У тебя красивая грудь. – Иртенев отобрал у нее журнал и с первой же попытки раскрыл его на нужной страничке. – Вот, полюбуйтесь, что учудила ваша коллега.

И несмотря ни на что, Даша не смогла сдержать самодовольную улыбку. На фотографии она была чудо как хороша. Накануне она купила у метро целую стопку таких журналов и расставила их по квартире – куда ни посмотришь, везде ее, Дашкин, загорелый торс и призывная улыбочка.

Вопреки Дашиным предположениям, ни Инна, ни Женя не выказали явных признаков черной зависти. Инна равнодушно пожала плечами и снисходительно улыбнулась, Женя приподняла в усмешке уголок губы и даже прошептала что-то вроде: «Поздравляю!»

– И что ты скажешь? – Артем смотрел на Дашу в упор, а она прятала глаза и отмалчивалась. – Разве в твоем контракте не оговорено, что ты не имеешь права общаться с прессой без других участниц группы? Что за самодеятельность?

– Но там же написано, что я из группы «Паприка», – заныла Даша, – название группы упоминается, разве не это самое главное?

– Ты должна была позвонить мне, как только тебе поступило такое предложение, – жестко сказал Иртенев, – а я бы уже решил, что для нас главное, а что нет.

– Но они не захотели других участниц. Я предлагала, – легко соврала она.

– Ну что ты в самом деле? – зевнула Инна, поворачивая фотографию к себе. – Кто бы нас туда всех вместе взял? Я бы просто не согласилась на обнаженную съемку, а у Женьки нет груди.

– Может быть, вы теперь все стратегические вопросы будете решать за меня? Может быть, я вам вообще больше не нужен?

Дружное напряженное молчание было ему ответом. Они знали, что, когда Артем злится, с ним лучше не вступать в горячую полемику. Себе дороже.

– Для тех, кто не понял, повторяю еще раз, – угрожающе тихо сказал он, – я могу простить опоздание на концерт, отпуск, сорванный голос. С трудом, но могу простить прогул. Единственное, от чего меня коробит, – это ваши попытки художественной самодеятельности. Меня удивляет, как вы, взрослые девахи, до сих пор не можете понять, что без меня вы и гроша ломаного не стоите. Тоже мне суперзвезды эстрады! И учтите, если мне вздумается разорвать с кем-нибудь из вас контракт, – он помолчал, сверля взглядом елозившую на стуле Дашу, – ни одна продюсерская компания никогда вами не займется. Это я могу гарантировать. Можешь считать вот это, – он брезгливо, двумя пальчиками приподнял журнал над столом, – последним предупреждением.

Даша крепилась из последних сил. Последней ее мыслью перед Ниагарским водопадом слез было: «Не плакать! Только не плакать, а то тушь потечет!» Сорвавшись с места, она устремилась в сторону туалета, едва не зацепившись при этом одним огромным каблуком за другой.

– Ну зачем ты так? – тихо спросила Инна. – Смотри, как девочка расстроилась.

– Да ей все хрен по деревне, – устало отмахнулся Иртенев, – иногда мне хочется ее убить. И я серьезно боюсь, что в ближайшее время нашей Дашеньке придется искать замену. Это не первый случай. Она все время лезет вперед.

Женя угнетенно молчала. Знал бы он, чем она занимается последние недели. Знал бы он, что вчера в кои-то веки она достала с антресолей запылившуюся гитару и полночи непослушными пальцами подбирала аккорды. Знал бы он, что ею уже написано шесть песен и останавливаться Женя не собирается. Потому что ей самой нравится результат этого спонтанного творчества.

«Наверное, я следующая в очереди, – тоскливо подумала она, – после Дашутки. Он прав, нас можно заменить кем угодно. Вот если бы мне удалось продвинуться с моими песнями... Тогда я была бы незаменимой!»

А Инна вдруг встрепенулась:

– Слушай, а ты еще чего-то о хорошей новости говорил.

– А, ну да, – без особенного энтузиазма сказал Артем, – надо было все-таки с нее начать. Сейчас у меня уже настроение не то... Ладно, идите на улицу.

– Что? – удивилась Женя. На ее тарелке еще оставались блинчики, и она вовсе не собиралась так резко срываться с места. И так ей редко удавалось выкроить время на степенный завтрак.

– На улицу, – устало повторил Артем. – Хорошая новость ждет вас там. Да потом доешь свои дурацкие блины. – Он отодвинул от разочарованной Жени тарелку. – Давайте быстрее!

Вместе они спустились по витой лестнице. Артем шел самым последним и зачем-то время от времени подталкивал Женю в спину, наверное, хотел, чтобы она ребра о ступеньки переломала, и тогда он бы смог выгнать ее из «Паприки» под вполне интеллигентным предлогом.

Оказавшись на улице, они сначала не заметили ничего особенного. Женя зябко ежилась – в отличие от Инны, на плечи которой была наброшена норковая шубка, она выскочила на улицу в джинсах и легкой рубашке свободного покроя.

– Что это значит? – начала было она, но потом вдруг увидела это.

Микроавтобус «Форд», выкрашенный в сдержанно-розовый цвет. На дверце нарисован задорный перчик и выведено слово «Паприка».

– Ничего себе, – выдохнула Женя, подходя ближе.

– Это наш гастрольный автобус! – воскликнула Инна. – Больше никаких поездов!

Иртенев довольно улыбался, на его щеках вновь появился возбужденный румянец.

Женя обошла автобус – на другой стороне тоже была надпись «Паприка», только помельче, а вместо перчика – их фотографии.

– Внутри есть три спальных места, мини-бар, аудиосистема, – хвастливо вещал Иртенев, – внизу огромное отделение для багажа. Наконец-то мы сами себе хозяева и больше не зависим от вокзальных расписаний.

– По этому поводу надо бы выпить шампанского, – предложила Инна.

При слове «шампанское» Женя вспомнила режиссера Романа Степанова и еле заметно улыбнулась.

– Что это?! – раздался за их спинами удивленный вопль. Они обернулись – Дашка со свежеумытым лицом и красным кончиком носа куталась в пальто. – Автобус! – весело воскликнула она. От ее обиды, казалось, и следа не осталось. – Девочки, автобус! Наш!