— Ничего я не рыскала. — обижено проговорила Зено, растирая ушибленную макушку.

— Да? А почему тогда книги стоят не на своих местах?

— Вот только не надо тут наговаривать, я все на место поставила. — с ноткой гордости сказала Зено, и тут же схватилась за рот, поняв, что сболтнула лишнего.

— Мелкая сардина! — Анья еще раз подняла посох, но на этот раз Зено, с веселым криком, ловко ускользнула от удара. — Придется натянуть на шкаф цепи, чтобы ушлые ручонки не смогли до поры до времени дотянуться туда, куда им не следует. — Анья встала, выпрямившись во весь рост, и, дымя своей трубкой, медленно двинулась на Зено. В этот момент она выглядела довольно угрожающе, словно хищник, загнавший беззащитную жертву в угол и готовый с ней расправиться. Зено же, в свою очередь, все еще улыбаясь, медленно попятилась назад. — Или может быть мне просто отрубить твои ручонки, а на их место пришить что-нибудь менее цепкое?

Зено тут же спрятала руки за спину.

— Не надо ничего пришивать, тетушка. — проговорила та, быстро помотав головой. — И отрезать ничего не надо. Как же я без ручек-то смешивать порошочки буду? Да и другие разные дела… Это же подумать только, сколько я всего не смогу проделывать! Тебе, тетушка, совсем трудно без моих ручек-то будет. У самой, только посмотри, вон какие тяпки отросли. И как ты с ними только управляешься?

Анья попыталась снова стукнуть Зено посохом, но та вновь ловко уклонилась.

— Ой, я тут вспомнила, у меня же еще делишки всякие незаконченные остались! — крикнула Зено, вприпрыжку припустившись к выходу из комнаты. — Делишки-зайчишки у меня!

Весело смеясь она выбежала из комнаты. Феликс подумал было что это все, но тут дверь снова приоткрылась, и просунув растрепанную от беготни светлую голову, Зено напоследок прибавила, показав язык:

— Старая карга!

Анья метнула в нее кусок ржавой цепи, которую одним движением вырвала из своего трона, но Зено уже и след простыл. Только и слышалось за дверью:

— Старая карга — в попе кочерга! Ха-ха-ха-ха!

Несколько секунд Феликс пялился на закрытую дверь, пока за его спиной не раздался другой, незнакомый ему голос:

— Нет-нет, так совсем не приемлемо! Выпрями спину, и положи ложку! Разве ты не видишь, что я еще не взял свою, куда же ты вперед меня потянулась?

Перед Феликсом все еще была та же комната, только чуть больше освещена, и перед кривым троном Аньи находился маленький столик, устланный богатой белой скатертью и заставленный дорогими столовыми приборами. За самим же столом сидела Зено и какой-то напыщенный, накрахмаленный паж. Волосы девочки теперь были коротко подстрижены, а сама она была одета в мужской камзол и брюки.

— А это у нее в крови — хватать все, что только не попадя. — устало проговорила Анья со своего обычного места. — По ее рукам бы ложкой ударить разок, или вилкой тыкнуть — тогда, может быть, и усвоит.

— Так вы толком и не объяснили, что хватать, а что не хватать. — обиженно произнесла Зено, положив ложку на место. — Вот вас за такое объяснение надо бы за нос схватить!

— Разговоры перестать! — паж, задрав нос, укоризненно помотал пальцем перед лицом Зено. — Меня пригласили не для того, чтобы выслушивать жалобы нахальных особ. А теперь делай как сказано.

Феликс с интересом смотрел как Зено послушно выполняет указания пажа. Сначала она училась правильно вести себя за столом, и довольно скоро смогла безошибочно выполнить все, что ей говорили. Феликс даже поразился насколько сильно та изменилась. От мелкой проказницы не осталось и следа, и перед ним предстал сам Зено Дастинес — молодой юноша и слуга Анастериана.

— Совсем не плохо, совсем не плохо. — чванливо похвалил ее паж, когда Зено смогла выполнить все его указания.

— И чего только в тебе нашел этот мальчишка Тенебрис? — проговорила Анья, которая все это время, со скучным лицом наблюдала за обучением Зено. — И ведь даже письмо прислал, и слугу… Откуда, интересно, он о тебе узнал?

Но слова Зено невнятным эхом разнеслись по комнате, сливаясь в многоголосую речь, которую разобрать было невозможно. Стены вдруг стали таять, сползая вниз, словно расплавленный воск. Сотни других голосов ворвались в голову Феликса, и он слышал надрывной плач и душераздирающие крики, шум бушующего пламени, и звон стали. Перед его глазами стали проноситься мимолетные образы, которые, не успев появиться, тут же сменялись другими, будто пейзажи в окне мчавшейся кареты. Феликс видел сражающиеся многотысячные армии, распятых людей на пылающих крестах, и шествующих по морю великанов. Все это поражало воображение, и тут же исчезало, не давая как следует себя рассмотреть. Увидел Феликс и горящее Великое Древо Элун, роняющее на землю возведенные на его кронах дома и города, словно переспелые плоды.

Но продлился этот хоровод образов не долго. Сменяющиеся видения вдруг встали и заполнили все пространство, погрузив Феликса в одну из своих многочисленных картин. Он снова оказался в до боли знакомой безжизненной пустыне, под светом черного солнца, распространяющего бесконечное горе и отчаяние. Но теперь в сердце Феликса закралась надежда, а с ней и трепещущий страх, что в этот раз он сможет отыскать то, к чему так долго шел.

Впереди Феликс увидел высокий горный кряж, и с каждым его шагом черное солнце скрывалось за массивными каменными пиками, которых было ровно семь. Дорога была устлана черными перьями и невозможно чистым золотом, и хоть ветра не было, перья расступались перед ногами Феликса, словно толпа верующих перед святой процессией.

Так он шел к неумолимо приближающейся горе, слушая лишь удары своего беспокойного сердца, но вскоре до его ушей вновь стала доноситься неземная песня, которую когда-то в его сне пела молодая женщина. Добравшись до подножия гор, маленький никс увидел небольшую темную расщелину, к которой и вела тропа из перьев. Вскоре он уже шел по каменному коридору, и со всех сторон его окружали скалистые стены гор. Чьи-то мертвые руки хватали его за ноги, и цеплялись за полы его плаща, но тут же отпускали, не в силах его остановить. Серые пики гор нависли над головой, и на их вершинах Феликс увидел громадные цепи, которые тянулись в центр далекой ложбины, что распростерлась впереди. Именно в нее и спустилось черное солнце, и теперь сияло там небольшой темной точкой.

Феликс не мог сопротивляться непреодолимой силе этого черного сгустка. Он шел вперед, слушая мелодично-протяжную песню, таящую в себе невинность и непорочность, которая с каждым шагом становилась все громче, а вместе с ней сердце маленького никса