Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там же. С. 142.
322
Там же. С. 134. «Производители исследуют и соображают, в чем нуждаются другие люди, и сообразно с тем производят. Необходим постоянный запас известных предметов. Изобретатели надеются, что могут создать или вызвать желание; но, во всяком случае, люди станут покупать не потому, что другие производят, и если никто не встретит надобности или не пожелает купить то, что произведено, то такой предмет не будет иметь никакой ценности» / Там же. С. 134–135.
323
Там же. С. 135.
324
«Рыночная же цена вполне подчиняется соотношению предложения и спроса, а совершенно не зависит от издержек производства. С другой стороны, количество, произведенное при наиболее благоприятных обстоятельствах, в сравнении со всем количеством, на которое могут найтись покупщики, готовые дать известную цену, определяет размер предложения или объем количества, которое имеет быть произведено» / Там же. С. 124.
325
Там же. С. 136.
326
Там же. С. 137.
327
Там же.
328
«Камни эти, по некоторым причинам, высоко ценятся во мнении людей, а так как они редки, то самолюбие заставляет людей желать сделаться владельцами подобных редких предметов. Отыскание алмазов составляет случайность; они попадаются лишь в немногих местностях и не превышают известных размеров. Если бы хоть несколько человек были настолько счастливы, что открыли бы сотни алмазов значительной величины, то ценность их заметно уменьшилась бы во всем свете; причем едва ли можно было бы определить, какую часть их цены следовало бы тогда отнести к труду, потраченному на их добывание. С другой стороны, если бы миллион людей посвятили себя на отыскание алмазов и если бы эти люди, несмотря на поиски, не отыскали ничего, то это обстоятельство не оказало бы ни малейшего влияния на возвышение ценности хотя бы одного алмаза» / Там же. С. 138–139.
329
Там же (курсив наш. – Н. С.).
330
Там же.
331
Там же.
332
Там же. С. 145.
333
Афанасьев В.С. Первые системы политической экономии (Метод экономической двойственности). С. 305.
334
Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. М., 1968. С. 145.
335
«Фальсифицируя явления, исследуемые неэкономическими науками, вульгарные экономисты пытаются представить их в качестве конечных причин экономических явлений. И здесь они, как правило, опираются на внешнюю видимость явлений, но явлений неэкономического характера.
Экономические отношения людей, являющиеся, как известно, предметом особой науки – политической экономии, развиваются как органическая часть совокупной системы общественных отношений, в теснейшей связи (и зависимости) с отношениями общества, с природой, с производительными силами. Экономическая деятельность людей теснейшим образом переплетается с их идеологическими, технико-производственными, половыми, политическими, национальными, психологическими и прочими отношениями, являясь для одних социальной формой, основой, базисом – для других или находясь с ними в иных связях. Обилие этих отношений, сложность их взаимосвязей являются удобным материалом для искажения действительных закономерностей экономических отношений вульгарной политической экономией»/ Афанасьев В.С. Этапы развития буржуазной политической экономии (Очерк теории). С. 259.
336
Там же. «Разумеется, – поясняет автор, – различие этих двух форм развития кризиса буржуазной политической экономии при всей его важности относительно. Экстенсивная форма выступает как своего рода продолжение, развитие и дополнение интенсивной: она в еще большей степени уводит от понимания действительной сущности капиталистических производственных отношений и законов, прибегая к их неэкономической интерпретации. Вместе с тем… интенсивная вульгаризация развивается и на базе экстенсивной, поскольку и в условиях господства этой последней процесс углубления вульгаризации не приостанавливается.
С возникновением и распространением экстенсивной формы вульгаризации экономической науки интенсивная форма вовсе не сходит со сцены. Напротив, она является своего рода основанием экстенсивной, ибо неэкономическое истолкование, как правило, осуществляется по отношению к поверхностным явлениям экономической жизни, на описание которых и вывела буржуазную экономическую теорию интенсивная форма вульгаризации. И исторически, и логически экстенсивная вульгаризация является продолжением и развитием интенсивной» / Там же. С. 259–260.
337
В результате «принадлежащий представителям классической школы анализ реальных затрат был отвергнут, и предпочтение было отдано психологической трактовке издержек. Такая трактовка предполагала определенную систему понятий, характеризующую поведение человека; впоследствии она смогла превратиться в отправной пункт новой теории стоимости… Одну из своих главных задач – защиту статус-кво – маржиналисты, возможно, и выполнили бессознательно, но все же кажется очевидным, что они, как заметил однажды Гарви Пек, “по крайней мере усилили имевшиеся в классической теории слабые звенья и тем самым вновь утвердили теоретическую систему, опираясь на которую предприниматели и праздные капиталисты могли подыскать социальное оправдание для личного честолюбия или для деятельности в защиту своих привилегий”. Если же дело обстояло так, то маржинализм, стало быть, является своеобразной формой скрытой апологии тех, кого, используя термин Райта Миллса, можно назвать властвующей элитой (курсив наш. – Н. С.). Если же политическая экономия должна быть определена как наука, изучающая скорей богатство, чем благосостояние, тогда, разумеется, такой подход не должен вызывать каких-либо возражений» / Селигмен Б. Указ. соч. С. 145.
338
Напомним, Аристотель был первым, кто обратил внимание на особую значимость степени полезности благ в хозяйственной жизни. По его мнению, эта степень находится в прямой зависимости от их количества. Поэтому более редкое благо ценится выше блага, имеющегося в изобилии. Например, золото дороже железа, хотя оно и менее полезно (в смысле общей полезности). Это объясняется тем, что приобретение такого блага намного труднее, а потому оно имеет более высокую ценность. Вместе с тем Аристотель указывал, что в повседневной жизни обычные блага ценятся гораздо больше редких, поскольку они преобладают и тем самым удовлетворяют насущные потребности. Следовательно, Аристотель фактически поставил, хотя и не разработал в деталях, вопрос о необходимости разграничения общей и конкретной полезности благ, полагая, что ограниченность последних служит важнейшим фактором, определяющим их ценность.
339
Согласно Э. Кондильяку и Ф. Галиани, «редкие вещи обычно имеют наибольшую полезность, так как потребность в них является весьма сильной. Поэтому в пустыне могут заплатить сто луидоров за какой-нибудь стакан