зеркалах отразился высокий стройный юноша в красном камзоле с зелеными лентами, в чуть менее, нежели у слуги волшебника, пышном жабо, в надутых, словно два ножных мяча, полосатых пурпурно-изумрудных коротких штанах, из-под которых выглядывали мускулистые ноги, обтянутые лосинами цвета морской волны. На ногах были алые туфли с загнутыми кверху мысами. Оглядев его с головы до ног, Барри покачал головой, куда-то убежал и вернулся с богато изукрашенной перевязью и шпагой. Нацепив все это на юношу, слуга остался доволен.

— Вы выглядите как самый настоящий принц, мой господин!

Глядя на свое отражение, Клаус решил, что похож на огородное чучело, но промолчал. К тому же ему стало не до того. Распахнулась дверь, и в холл вышла его спутница. И юный дровосек и старый слуга утратили дар речи от восторга. Из всего гардероба Клауди выбрала пышное багряное платье с высоким кружевным воротником, с вплетенными в него жемчужинами. Широкие и длинные рукава платья были с разрезом, из которого выглядывали белые нежные руки с золотыми браслетами на запястьях. Свои излишне короткие для девушки и неровно обрезанные волосы Клауди искусно убрала под серебряную диадему, инкрустированную рубинами. Когда девушка делала шаг, из-под платья выглядывали атласные бальные туфли под цвет платья.

Барри сразу распознал, кто перед ним, и потому глубоко поклонился. Клаус же торчал, остолбенев, как деревенский дурень, в это мгновение и в самом деле напоминая чучело со шпагой. Догадавшись, что галантности от такого кавалера не дождешься, Клауди сама подошла к нему и взяла его под руку. Старый слуга волшебника снова поклонился, теперь уже обоим, подошел к камину и повернул рукоять, стилизованную под задвижку трубы. Камин вместе с пылающими дровами отъехал в сторону, открыв широкий проем в просторную, залитую огнями залу. Грянула музыка, да такая торжественная, что впору было встречать короля, а не двух юных путников, которые уже не одну милю одолели пешком. Тем не менее вся эта торжественность и блеск предназначались для них.

Посреди залы стоял длинный стол, за который можно было усадить сотню гостей, но накрыт он был на троих. Во главе стола сидел хозяин в фиолетовой мантии и с длинным завитым париком на голове. Навстречу своим гостям волшебник подниматься не стал, ограничившись лишь пригласительным кивком. Барри отодвинул стул для Клауди по правую руку от Уриэля, а для Клауса — по левую. Когда гости заняли свои места, единственный живой слуга хозяина замка принялся прислуживать за столом. Это было большим облегчением для путников, которые опасались, что блюда им будут подавать страхолюдные лимуры. Блюда, кстати, оказались весьма изысканными. Во всяком случае для юного дровосека, которого судьба не баловала дорогими яствами. Волшебник за завтраком молчал. Помалкивали и гости. Лишь когда Барри подал вино и десерт, его хозяин заговорил:

— Как вам нравится замок, мои юные друзья?

— Он превосходен, магистр! — со светской улыбкой откликнулась Клауди. — Позвольте поблагодарить вас за гостеприимство.

Клаус ограничился полупоклоном. Замок был слишком велик и роскошен, чтобы нравиться простому сыну дровосека, на вкус которого никакие мраморные колонны не могли затмить своим великолепием сосны его родного леса, а солнечный свет был куда приятнее для глаз, нежели резкое сияние люстр и шандалов. Да и кусок матушкиного пирога, запитый глотком родниковой воды, был вкуснее запеченной с орехами оленины или ломтиков форели, сбрызнутых лимонным соком, обильно сдобренных бризандийским вином. Однако зачем обижать гостеприимного хозяина, который вынужден коротать свои дни в обществе одного живого слуги и множества мертвых? Юноша невольно вздрогнул, вспомнив свою первую встречу с лимуром.

— После завтрака я покажу вам свою библиотеку и собрание редкостей, — продолжал Уриэль. — У меня есть великолепные экземпляры, полагаю, они вам понравятся.

— Мы с моим спутником с удовольствием ознакомимся с вашей коллекцией, — ослепительно улыбаясь, произнесла девушка.

— Мне ведомо, что вас смущает облик моих несчастных лимуров, — сказал волшебник. — Прошу прощения. Увы, всего моего искусства не хватает на то, чтобы поддерживать их в должном состоянии.

Клаусу стало интересно, как на этот раз выкрутится его спутница, которая до сих пор держалась словно настоящая принцесса.

— Вы весьма проницательны, магистр, — проговорила Клауди. — Облик ваших лимуров и впрямь необычен и в первое мгновение вызывает оторопь, но потом становится понятно, что они послушны и трудолюбивы.

— Да, это так! — радостно подхватил хозяин замка. — Они остались такими, какими были при жизни, чем я весьма доволен.

— Разрешите задать вам, может быть, немного дерзкий вопрос, магистр.

— Извольте, юная гостья!

— Как случилось, что ваши лимуры продолжают служить вам и после того, как покинули сей бренный мир?

В глазах Уриэля промелькнул огонек холодной злобы, но в следующее мгновение он был уже сама любезность.

— Позволю себе немного поправить вас, милая Клауди, — сказал волшебник. — Мои слуги при жизни были людьми. Они настолько любили меня, своего хозяина, что не захотели расставаться со мною и после кончины. Идя навстречу их предсмертным желаниям, я употребил все свое мастерство, дабы обратить их в лимуров.

— Вероятно, вы были к ним очень добры, магистр…

— А почему вы молчите, юноша? — переключил тот свое внимание на дровосека.

— Я не слишком ловок в разговоре, хозяин, — смущенно пробормотал Клаус. — Замок мне ваш нравится, хотя я предпочитаю лес. Таково уж мое ремесло. А если говорить о лимурах… Что ж, вам виднее, но, по мне, лучше честно покоиться в земле, чем греметь голыми костями, пугая добрых людей.

— Браво! — восхитился Уриэль. — Вижу, вы запомнили мои слова о лести.

— Когда говоришь то, что на уме, потом не приходится выкручиваться.

— И еще раз — браво! — откликнулся хозяин. — А теперь, друзья, если вы сыты, прошу вас проследовать в библиотеку.

С этим словами он поднялся. Встали и гости. Волшебник пошел вперед, к небольшой двери, полузадрапированной портьерами. Когда он и его «юные друзья» скрылись за этой дверью, из стен появились целые толпы лимуров. Они окружили стол и принялись хватать с него объедки, которые странным образом не проваливались сквозь лишенные плоти костяки, а исчезали, словно и впрямь были проглочены живыми людьми. Не прошло и нескольких минут, как на столе не осталось ничего, кроме грязной посуды, которую призраки унесли с собой. Вскоре в зале остался один Барри. В руках у него появилась длинная палка с перевернутым колпачком, которым он попеременно накрывал свечные огоньки, гася их. По мере того как ослабевал свет, стихала и музыка, что лилась из неизвестного источника, будто невидимые музыканты один за другим прекращали игру и уходили, унося инструменты с собой.

А в это время гостеприимный хозяин показывал гостям свое собрание книг и