Но существовало и другое, совершенно противоположное мнение: он чувствует себя не в своей тарелке, потому что привычная ему жизнь перевернулась с ног на голову. Согласно этой точке зрения, семидесятилетний Трамп был избалованным существом, достигшим уровня, который плохо себе представляют люди, никогда не осуществлявшие тотального контроля над своим окружением. С 1983 года, когда Башня Трампа была построена, он жил в одном и том же огромном пространстве. Каждое утро спускался в свой офис несколькими этажами ниже. Этот угловой офис был его “капсулой времени” все эти годы – те же зеркала в золоченых рамах, те же выцветшие обложки журнала Time на стенах. Единственным существенным изменением стала замена Джо Нэмета на Тома Брэди, одного футболиста на другого. Стоило ему выглянуть из офиса, и он видел все тех же вассалов: челядь, охрана, царедворцы, прислужники – всегда к его услугам.

– Представляете, какая ломка? После привычного антуража вдруг перебраться в Белый дом! – рассуждал давний приятель Трампа, широко улыбаясь при мысли о том, какое судьба выкинула коленце. Можно сказать, подбросила его друга, как мячик.

Трампа это старое здание, нерегулярно убиравшееся и ремонтировавшееся частями – не говоря уже о проблемах с тараканами и грызунами, – раздражало и даже немного пугало. Друзья, восхищавшиеся его навыками отельера, не понимали, почему он тут все не переделает, но, похоже, на него давил страх, что он тогда окажется под прицелом стольких глаз.

Келлиэнн Конуэй, чья семья осталась в Нью-Джерси, рассчитывала, что президент вернется в Нью-Йорк и она будет оттуда ездить домой, но, к ее удивлению, Башня Трампа неожиданно выпала из обращения. Конуэй решила, что тут сыграло роль не только понимание того, что Нью-Йорк сделался для него враждебным, но и его сознательное желание “стать частью этого великого дома”. Признавая объективные трудности, связанные с его изменившимися обстоятельствами и необходимостью адаптироваться к президентскому образу жизни, она задалась вопросом: “Интересно, как часто он будет ездить в Кэмп-Дэвид?” – спартанского вида президентское пристанище в лесистых горах Катоктин в штате Мэриленд – и сама себе ответила: “Я думаю, никогда”.

В Белом доме он обзавелся своей спальней – первый случай после Кеннеди, когда у президентской четы раздельные спальни, тем более что Мелания там почти не бывала. В первые же дни он заказал два телеэкрана в придачу к уже имеющемуся и велел врезать дверной замок, из-за чего вышла короткая стычка с Секретной службой, настаивавшей на том, что у них должен быть открытый доступ. Он сделал выговор обслуживающему персоналу за то, что подняли с пола его рубашку: “Если она лежит на полу, значит, я хочу, чтобы она лежала на полу”. После чего он ввел новые правила: ни к чему не прикасаться, особенно к его зубной щетке. (Он всегда боялся отравления, и это было одной из причин, почему он предпочитал “Макдональдс” – никто его не ждет, и еда приготовлена заранее.) Он сам говорил уборщице, когда надо поменять постельное белье, и сам разбирал постель.

Если не ужинал в 18.30 со Стивом Бэнноном, то, как он любил, забирался в кровать с чизбургером и, включив все три экрана, принимался названивать – телефон был его главным контактом с миром – близким друзьям, и в их числе Тому Барраку, который потом фиксировал кривую перепадов его настроений и сравнивал свои записи.

* * *

Но после бурного начала дела постепенно стали приобретать вполне пристойный вид – и даже, как утверждали некоторые, президентский.

Во вторник 31 января, на хорошо срежиссированной церемонии в прайм-тайм, радостный и уверенный в себе президент Трамп объявил о представлении к назначению федерального апелляционного судьи Нила Горсача членом Верховного суда. Горсач был идеальным кандидатом: безукоризненная консервативная позиция, достойная восхищения честность и безупречный послужной список. Этим представлением Трамп не только выполнил свои обещания базовому консервативному истеблишменту, но и сделал по-настоящему президентский выбор.

Это также стало победой администрации, которая не раз наблюдала за тем, как Трамп, оказавшись на теплом месте и получив все, что только можно, колебался в разные стороны. Довольный тем, как положительно было всеми, и особенно средствами массовой информации, воспринято это представление, Трамп сразу стал горячим болельщиком своего выдвиженца, хотя до того искренне не понимал, почему это место должно уйти Горсачу, а не кому-то из верных друзей. С его точки зрения, это транжирство – отдавать хорошее место человеку, которого он даже не знает.

В процессе принятия решений он обращался к своим друзьям-юристам – его выбор часто оказывался не лучшим, чтобы не сказать странным, зато почти все эти люди не были новичками в политике. Одним из таких советников был Руди Джулиани.

Трамп был его должником. Не то чтобы Трамп особенно зацикливался на своих долгах, но этот должок он точно не вернул. Джулиани был не только его давним нью-йоркским другом, но когда мало кто из республиканцев предлагал Трампу свою поддержку, а у тех, кто это сделал, не было репутации в масштабе страны, Джулиани оказался с ним плечом к плечу – боевитый, горячий и безжалостный. Особенно это было важно в тяжелые дни скандала с Билли Бушем, когда практически все, включая самого кандидата, Бэннона, Конуэй и его детей, посчитали, что кампания обречена. Но Джулиани снова и снова, страстно, со всей категоричностью защищал Трампа.

Джулиани хотел стать госсекретарем, и Трамп, не жалея слов, обещал ему это место. Причина, по которой его окружение выступило против, имела те же корни, что и его доводы “за” – Джулиани будет иметь доступ к уху и никому это не уступит. Администрация нашептывала президенту о плохом здоровье кандидата и его нестабильности. Даже его безоговорочная защита Трампа во время “Пуссигейта”[17] сейчас казалась им медвежьей услугой. В результате ему были предложены на выбор должности генерального прокурора, главы Службы внутренней безопасности и директора Национальной разведки, но он их все отверг в расчете все на того же госсекретаря. Или, что казалось в администрации крайней степенью самонадеянности, на должность председателя Верховного суда. Но поскольку Трамп не мог такое предложить человеку, открыто выступавшему за право на аборт, так как это не только подрывало его собственную повестку, но и создавало большие риски, что кандидатура будет отвергнута Конгрессом, оставался единственный вариант: Джулиани – госсекретарь.

Когда эта стратегия провалилась – госсекретарем стал Рекс Тиллерсон, – казалось бы, была поставлена точка, но Трамп продолжал возвращаться к идее назначения Джулиани в Верховный суд. Восьмого февраля, в процессе слушаний в Конгрессе, Горсач воспринял публичные возражения против его кандидатуры как следствие неуважения Трампа к суду. Последний, в момент особого раздражения, даже решил отозвать эту кандидатуру и в телефонных разговорах после ужина снова заговорил о Руди. Но его верность дружбе ни в ком поддержки не нашла. Бэннону и Прибусу пришлось ему напоминать снова и снова, что во время предвыборной кампании одной из немногих удач в плане снятия политического напряжения и успешного заигрывания с консервативными избирателями стало его обещание позволить федеральной власти самой выставлять список кандидатов. Тогда он обещал, что его выдвиженцы будут из этого списка – надо ли говорить, что Джулиани в федеральный список не входил.