– Боров? Это прозвище?

– Это фамилия начальника нашего отделения. И это он своих подчиненных так научил поступать с людьми. Его школа. А уж если Боров в человека вцепится, то нипочем не отпустит. Он у нас такая скотина, что и для тебя статью придумает.

– Ну, это вряд ли.

– Придумает, придумает, – утвердительно покивала Матильда. – Вот еще попомните мое слово, он и труп этот на меня повесить попытается. Скажет, что сожитель мой или вовсе муж.

– Не бойтесь, мы вас прикроем. Труп тут уже давно лежит, а вы только что нашли. Вы тут ни при чем, это ясно.

– Так это нам с вами ясно. А начальник отделения у нас чисто зверь.

– Все будет в порядке. Но полицию вызвать все же придется. Тут факт насильственной смерти налицо.

– Может, пьяный был? В сугробе заснул?

– А кровь тогда откуда? У него все лицо в кровавой корке. Видимо, его ударили по голове, потекла кровь, он упал в снег и умер. А кровь на морозе быстро схватилась и превратилась в лед.

– Ой, как не хочется мне с нашим участковым стыковаться, – почти плакала Матильда. – А с его начальником и подавно!

– Вам и не придется.

– Как же это?

Женщина с надеждой уставилась на Егора.

– Вы нам все рассказали? – спросил он у нее.

– Все.

– Ну, так и идите себе домой. А полицию мы сами вызовем, и про вас участковому даже и не скажем.

На мгновение Матильда онемела, не веря своему счастью. Потом порывисто кинулась обнимать Егора и остальных.

– Спасители мои! Благодетели! Да я же за вас свечку в церкви поставлю! Вот уж выручили! Вот уж помогли!

Егор отмахнулся:

– Идите, идите! Привет дочке с сыном. Пусть они вас одну по ночам бродить больше не отпускают.

– Да они хорошие у меня, – принялась оправдываться женщина. – Просто дочка с кумой повздорила немножко, вот и не ходит к ней дочка. А у сына дела, работает он. По дороге закинул меня, а сам на работу.

С трудом, но им все же удалось избавиться от говорливой тетеньки, которая то благодарила их, то плакала, то что-то принималась рассказывать невпопад, но нужно было ее слушать и обязательно реагировать, иначе она удивлялась и начинала говорить еще громче.

Она ушла, а ее высокий пронзительный голос еще долго звучал у друзей в ушах. Даже удаляясь, тетка не забывала рассыпаться в благодарностях, одновременно рассказывая, что у ее племянника был похожий случай…

Наконец, все затихло, и все четверо сразу же вздохнули свободнее. Теперь они оказались один на один с мертвым телом. И единственный звук, который они слышали, был свист метели. Он нисколько не мешал им сосредоточиться, а скорее, даже наоборот, помогал собраться тем умным мыслям, которые разбежались в присутствии голосистой Матильды.

Первым заговорил Егор. Как самый опытный в такого рода делах, он с первой же минуты взял бразды правления в свои руки. Никому и в голову не приходило оспорить это его право.

– Нам с вами предстоит осмотреть не только тело пострадавшего, но и место предполагаемого преступления.

И Слава с Сашей тут же откликнулись:

– Прекрасно!

– Отлично!

Хотя, ясное дело, ни отличного, ни тем более прекрасного в этом ничего не было.

Таня с Бароном скромненько стояли в сторонке, причем Саша видел, что пес только и думает, как бы ему снова свинтить к любимому сугробу. И лишь строгий взгляд хозяина заставлял Барона оставаться на своем месте.

– Берите потерпевшего за ноги и голову, – скомандовал Егор, – нужно его положить на дорогу. Там снега меньше всего, и мы его хотя бы разглядим.

– А ты думаешь, мы имеем право двигать тело?

– Если ты так тревожишься за здешних сотрудников, потом мы восстановим статус-кво, вернем тело на прежнее место.

– Но разве ты не можешь поучаствовать в официальном ходе расследования? Осмотрели бы тело вместе с ними.

– Нет! – Голос Егора прозвучал категорично. – И я тебя уверяю, если мы хотим что-то узнать, то нам нужно действовать прямо сейчас, быстро и самостоятельно.

– Но почему?

Саша искренне недоумевал. Ему казалось, что осмотреть тело будет куда удобней на столе в морге, а не тут пытаться хоть что-нибудь рассмотреть среди снежных россыпей при свете фонарика.

И Егор ему объяснил:

– Рассказ Матильды о начальнике их полиции был эмоционален, но во многом он соответствует действительности. Я уже неоднократно слышал от людей разговоры о том, что не грех было бы организовать служебную проверку. Но у этого типа где-то высоко имеется мохнатая лапа, то ли друг, то ли родственник, который его и прикрывает от всех неприятностей. Но здешний начальник – самодур еще тот. Даже мое звание и должность вряд ли произведут на него впечатление настолько сильное, чтобы он позволил мне сунуть нос в его расследование. Во-первых, он презирает нас – городских, а во-вторых, слишком хорошо осведомлен о непрофессионализме собственных подчиненных, чтобы демонстрировать его посторонним.

Говоря это, Егор проворно переворачивал тело потерпевшего.

– Значит, действовать мы должны сами на свой страх и риск. Так, Саша, посвети мне! Ага! Я был прав! У мужика значительных размеров гематома на затылке. Но я не уверен, что она могла стать причиной его смерти. Хотя… Насколько я могу судить, кости черепа целы. Но возможно, череп просто так задубел, что я не в состоянии нащупать осколки.

– У него лицо все в крови. И руки!

Когда Саша посветил фонариком на руку покойного, Таня почувствовала дурноту. Эта рука с судорожно сведенными, словно желающими кого-то схватить пальцами, почему-то напомнила ей мужа. На какое-то чудовищно жуткое хоть и короткое мгновение ей почудилось, что перед ней лежит именно он, ее муж. И муки нечистой совести вновь охватили Таню со страшной силой.

Она отошла на несколько шагов в сторону и затихла.

Ей вновь вспомнился ее разговор с таинственным исполнителем желаний. Он состоялся на другой день после похорон мужа. Таня никому не звонила, исполнитель желаний позвонил ей сам.

– Ну как? – спросил он. – Теперь вы довольны? Ваше желание исполнилось. Пришла пора поговорить о моем вознаграждении.

– Я… я не понимаю.

– Полно, – укорил ее голос. – Вы изъявили желание, чтобы ваш муж исчез. И вот он мертв!

– Но я вовсе не хотела его смерти! Я хотела, чтобы он исчез!

– А как еще он мог исчезнуть? Не обманывайте саму себя, моя маленькая очаровательная лгунья, ибо из всех видов лжи – это самый страшный.

– Что… что вы от меня хотите?

– Разве это не ясно?