увидеть, как рушится прежняя, столь ценимая обоими жизнь, берут верх над всем остальным.

И потому Кьяра продолжала молчать обо всем, что ее мучило. Ей ужасно не хватало матери. Ее отсутствие пропитывало необъятное пространство. Вот матери она могла бы довериться, все рассказать.

Отправляя в мусорное ведро очередной подгузник, перебирая ставшие слишком маленькими ползунки, Кьяра продолжала размышлять. Она надеялась, что сумеет простить. Она хотела бы уверить в этом Макса, смотревшего на нее с тоской, сказать, что все осталось в прошлом и забыто. Может, если они заживут в прежнем ритме, то со временем гармония вернется? Может, если изображать счастье, то рано или поздно это счастье снова укрепит связывающие их нити?

Больше всего ее тревожила поселившаяся в ней новая горечь, раздражение, которое раньше было ей незнакомо. Кьяра могла становиться злой, и это совсем ей не нравилось. Дурно поступил Макс, а отразилось это на ней.

После возвращения из роддома она чувствовала себя словно оторванной от земли, словно в ушедшей далеко в море лодке. Время текло совсем не так, как в оставленном ею мире. И все же она держалась, улыбалась, приглашала на ужины родственников мужа, смеялась над шутками отца или предоставляла приют вернувшемуся из очередного путешествия Манолю. Она разглядывала накапливающиеся подарки, которые им преподносили на рождение малыша, заказывала и рассылала уведомления о его появлении на свет. Оказалось, не так уж сложно жить в шорах, забросив куда подальше карточку со списком желаний и загнав в строгие рамки собственные мысли.

Когда Макс устроил ей сюрприз, заявив, что похищает ее на выходные и увозит на остров Ре (это случилось через шесть месяцев после рождения Сезара), Кьяра едва отреагировала.

– А дети?

– Я все устроил! Отвезем их к моим родителям. Я сам всем займусь и соберу их сумки.

Она поплыла по течению, только дала инструкции по уходу Розе и Анри. Расписание кормлений и сна, пропорции воды и молочной смеси на бутылочку и прочее.

– Дорогая, полагаю, я справлюсь! – развеселилась Роза, разглядывая многочисленные стикеры, наклеенные на содержимое сумки с вещами Сезара.

Едва они приехали в снятое жилье, Кьяра, умиравшая от недосыпа, пренебрегла океаном, мечтая только добраться до кровати. Зато Макс развил бурную деятельность. У него было тяжело на сердце из-за того, что он разочаровал Кьяру. Он очень сожалел об этом, хотя и все время преуменьшал значение случившегося, торгуясь с собственной совестью. Макс хотел вновь обрести ту, которую встретил в день «почти бури» и на которой женился в день грозы, ту, которую любил и чьим присутствием в своей жизни так дорожил. Он решил, что, если приложить достаточно усилий, все снова станет как было, поэтому, воспользовавшись послеполуденным сном жены, не жалел энергии, чтобы привести в исполнение свой план. Он исчез, положив рядом с Кьярой описание первого задания. Несколько дней он готовился к задуманной игре: квесту, в котором инструкции будут припрятаны в разных помещениях домика, снятого специально, чтобы они могли отрешиться от всего на свете.

Когда ближе к вечеру Кьяра, выспавшись, открыла глаза, она увидела рядом с подушкой листок и улыбнулась. Такую искреннюю улыбку у нее вот уже давно вызывали только дети. Развеселившись, она встала с бумажкой в руках. На этом листке в стиле анонимного письма были наклеены слова, вырезанные из газет. Разумеется, сам Макс исчез с радаров.

– Следующий этап – кухня…

Она отправилась туда и, встав под пошловатого вида гипсовой фигуркой курицы, огляделась в поисках второго послания. Перемещаясь из точки в точку, Кьяра находила разные указания. На книжных полках, потом на балконе, в саду или под диванной подушкой были спрятаны подсказки, помогавшие медленно, но верно находить разгадки. Да, у нее становилось тепло на душе, когда она представляла себе, как Макс все это продумывал. На последнем листке был довольно неумело изображен кит. В растерянности Кьяра оглядела все предметы в гостиной, потом перешла в соседние комнаты, но так и не обнаружила ничего похожего. И вдруг увидела в окне…

– Китовый маяк![25]

Она натянула сапоги и плащ, вышла из домика под моросящий дождь и ступила на тропинку, поднимавшуюся к мысу. На улице было прохладно и непрерывно дул ветер, с силой срывая с деревьев последние листья. Она идет и идет вперед, впервые за долгое время сливаясь воедино с природной стихией. Вот теперь ей захотелось увидеть океан. Может, еще не все потеряно? Она дошла до конца пути, но Макса там не было. Только гордый одинокий маяк. Надежно укрепленный на сложенном из камней основании, он скрывал за собой высокую старую башню, куда более древнюю и не менее впечатляющую, чем он сам. Кьяра несколько секунд разглядывала оба сооружения, прежде чем продолжить поиски.

– Похоже, ты выиграла, – объявил Макс, появляясь из-за маяка.

Кьяра вздрогнула и оглянулась.

– И каков главный приз? – шутливо поинтересовалась она.

– Думаю, ты будешь разочарована… Это всего лишь я.

Кьяра повернулась лицом к мужу. Она стояла и смотрела, как он приближается. У него был покаянный вид, но при этом в нем читались надежда и желание.

– Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Чтобы нам, всем четверым, было хорошо. Если бы ты только знала, как я сожалею!

– И есть о чем, – выдохнула Кьяра, и Макс протянул к ней руки.

Она сделала шаг навстречу, преодолев разделявшее их расстояние, и положила голову ему на грудь.

– Я не знаю…

– Нам предстоит пройти вместе долгий путь…

– Ты думаешь? – спросила она.

Макс крепко прижал ее к себе, защищая от порывов ветра, которые чуть ли не сбивали их с ног.

– Да. Я уверен.

Она медленно отстранилась, ровно настолько, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Я не могу без тебя. Я не хочу быть без тебя, я хочу…

– Много же ты хочешь, – пошутила Кьяра.

– Всего, чего захочешь ты, – закончил Макс.

Кьяра промолчала в ответ. Да, в ней тоже просыпались надежда и желание. Они оба хотели склеить осколки. Она очень постарается простить.

29

Нью-Йорк

– Ты вечно сгущаешь краски…

– Ушам не верю…

– Хочешь, скажу честно? Мне кажется просто неуместным, что ты устраиваешь мне сцену, – бросает Макс, удостоверившись, что они одни в коридоре гостиницы.

Он закрывает за ними дверь номера и, развернувшись, оказывается нос к носу с Кьярой, которая разглядывает его с нервным смехом.

– Для начала не буду уточнять, куда ты можешь засунуть свое мнение…

– Ты сама деликатность.

– А что до уместности…

– Ну?

Кьяра свешивает руки вдоль тела.

– Знаешь что? Лучше помолчи. Мне кажется, тут и обсуждать нечего.

– Как у тебя все просто, – бормочет Макс, сбрасывая пиджак.

Кьяра снимает серьги, осторожно освобождает запястья от тяжелых браслетов, которые постоянно носит, и все это педантично и молча складывает на специальную мягкую салфетку.

– Ну что, будешь дуться?

– О нет! Не беспокойся! – насмехается Кьяра. – Можно сказать, теперь все ясно. Я хоть знаю, чего буду придерживаться.

– Хватит уже твоих загадочных намеков, это невыносимо.

– Поскольку ты не способен проявить хоть какую-то деликатность, я тоже больше не буду прилагать усилий.

– И что это значит?

– Сам увидишь! – заявляет она и удаляется в ванную.

Макс прокручивает в голове последние события, с немалой настороженностью размышляя о том, что будет дальше. Пока по другую сторону двери слышится, как из душа льется вода, он извлекает из кармана свой мобильник. Вот черт, сообщения так и сыпались весь вечер. Он колеблется, потом набирает номер и тут же отменяет вызов. В Париже сейчас четыре утра. Роксана в последний раз пыталась с ним связаться час назад. Она наверняка вне себя от ярости. Макс падает на кровать и начинает просматривать непрочитанные сообщения. Какой же несносной она стала с тех пор, как зашла речь об этой поездке в Нью-Йорк! Ее неуместную ревность трудно унять на расстоянии, а теперь еще и Кьяра все узнала. Если честно, их связь не стала для него райскими кущами. Он бросился очертя голову в эту историю, когда стало ясно, что развод неизбежен, убедив себя, что романчик его