– Нет, она ничего такого не говорила. Она была оченьтихая девушка, вы знаете, и говорила мало.

– Ну да, в отличие от второй прислуги!

– Да, Роза говорит слишком много. Иной раз я вынужденапресекать ее неуместные высказывания.

– И еще, вы не могли бы рассказать мне точно, чтопроизошло вчера днем? Все, что сможете вспомнить.

– Ну, мы обедали, как обычно, в час. И мы немножкоспешили. Я не могу позволить, чтобы мальчики бездельничали. Так, погодите…Мистер Симмингтон вернулся в контору, и я помогла Агнес накрыть стол к ужину.Мальчики убежали в сад, потом я их забрала оттуда.

– Куда вы пошли?

– В направлении к Комб-Экру, тропинкой черезлуг, – мальчики намеревались ловить рыбу. Я забыла их приманки и вернуласьза ними.

– Во сколько это было?

– Дайте подумать… Мы вышли около трех, примерно бездвадцати или чуть позже. Меган собиралась пойти с нами, но передумала. Онауехала на своем велосипеде. Она просто помешалась на велосипедных прогулках.

– Я имел в виду, в какое время вы вернулись заприманками? Вы входили в дом?

– Нет, я забыла их в оранжерее, за домом. Я не знаю, восколько это было. Возможно, без десяти три.

– Вы видели Меган или Агнес?

– Меган должна была уже уехать, я думаю. Нет, я невидела Агнес. Я никого не видела.

– А после этого вы отправились удить рыбу?

– Да, мы пошли вдоль реки. Мы ничего не поймали. Мыредко что-либо ловим, но мальчикам сам процесс рыбной ловли доставляет большоеудовольствие. Брайан немного промок. Я переодела его, когда мы вернулись.

– Вы готовите чай по средам?

– Да. В гостиной все бывало готово для мистераСиммингтона. Мне нужно было только заварить чай, когда он приходил. Дети и япили чай в классной комнате, и Меган, конечно. Там у меня было все, чтонужно, – в буфете.

– Во сколько вы этим занялись?

– Без десяти пять. Я забрала детей наверх и началаготовить чай. Потом, в пять часов, когда пришел мистер Симмингтон, яспустилась, чтобы заварить чай ему, но он сказал, что будет пить чай с нами, вклассной комнате. Мальчики были просто счастливы. Потом мы играли в «Поймайзверя». Сейчас об этом подумать – так просто ужасно, ведь бедная девочка всеэто время лежала в чулане!

– Этим чуланом обычно кто-нибудь пользовался?

– О нет, его использовали только для того, чтобыскладывать всякое тряпье. Шляпы и пальто висят в маленькой гардеробной, справаот входной двери. В тот чулан могли не заглядывать месяцами.

– Понятно. И вы не заметили ничего необычного, ничегоненормального, совсем ничего, когда вернулись?

Голубые глаза широко распахнулись.

– О нет, инспектор, совершенно ничего! Все было так,как обычно. Это как раз самое ужасное!

– А неделей раньше?

– Вы имеете в виду день, когда миссис Симмингтон…

– Да.

– О, это было ужасно… ужасно!

– Да-да, я понимаю. Тогда вы тоже днем выходили?

– О да, я всегда вывожу детей днем на прогулку – еслипогода достаточно хорошая. Утром мы делаем уроки. Мы в тот день ходили навересковую пустошь, я помню… довольно далеко. Я испугалась тогда, что вернуласьслишком поздно, потому что, когда я проходила через калитку, я увидела мистераСиммингтона, идущего из конторы, – на другой стороне улицы, а я ведь ещене поставила чайник, но было только без десяти пять…

– Вы не поднялись к миссис Симмингтон?

– О нет. Я никогда этого не делала. Она обычно отдыхалапосле обеда. У нее были частые приступы невралгии, и, как правило, ониначинались после еды. Доктор Гриффитс прописал ей какие-то порошки. Она обычноложилась и пыталась заснуть.

Нэш небрежно спросил:

– Значит, никто не приносил ей почту?

– Дневную почту? Нет, я заглядывала в почтовый ящик искладывала письма на столик в холле, когда возвращалась. Но частенько миссисСиммингтон спускалась и забирала их сама. Она же не спала весь день. Она обычнопросыпалась к четырем.

– Вас не обеспокоило, что в тот день она не проснуласьк этому времени?

– О нет, я ни о чем таком и не подумала. МистерСиммингтон как раз вешал свое пальто в холле, и я сказала: «Чай еще не совсемготов, но чайник уже закипает», и он кивнул и позвал: «Мона, Мона!» А посколькумиссис Симмингтон не ответила, он поднялся в ее спальню, и это, должно быть,было для него ужасным потрясением. Он позвал меня, и я прибежала, и он сказал:«Уведите детей», а потом позвонил доктору Гриффитсу, и мы все забыли прочайник, и у него прогорело дно. О боже, это было страшно, ведь она была такаявеселая и бодрая за обедом!

Нэш резко спросил:

– Мисс Холланд, каково ваше мнение о том письме, чтоона получила?

Элси Холланд вспыхнула:

– О, я думаю, это безнравственно… безнравственно!

– Я не это имел в виду. Как вы думаете, это правда?

Элси Холланд твердо заявила:

– Нет, разумеется, я так не думаю. Миссис Симмингтонбыла очень чувствительна… по-настоящему чувствительна. Она все принимала близкок сердцу. И она была очень… ну, щепетильна. – Элси порозовела. –Что-либо в таком роде – грязное, я имею в виду, – могло довести ее досильного потрясения.

Нэш помолчал немного, потом спросил:

– А вы не получали таких писем, мисс Холланд?

– Нет. Нет, я не получала.

– Вы уверены? Пожалуйста, – он поднял руку, –не спешите с ответом. Не слишком-то приятно получать такое, я понимаю. И иногдалюди не хотят в этом признаваться. Но в данном случае очень важно, чтобы мыузнали. Мы прекрасно осведомлены, что все, что утверждается в этихписьмах, – лишь наглая ложь, так что ни к чему смущаться.

– Но я их не получала, лейтенант. Действительно неполучала! Ничего в этом роде!

Она негодовала, почти плакала, и ее запирательство выгляделосовершенно искренним.

Когда она вернулась к детям, Нэш встал у окна, глядя наружу.

– Ну, – сказал он, – вот так дела! Онаговорит, что не получала таких писем. И так говорит, словно это правда.

– Конечно. Я уверен, что она не врет.

– Хм-м, – протянул Нэш. – В таком случае яхотел бы знать, почему этот черт ее не зацепил?