- Я повел себя как дурак. Как сопливый пацан.

- Не верю. Ты умный, - рассмеялась она. - Ну-карассказывай.

- Да рассказывать-то особенно нечего. Я тут на днях ствоим бывшим мужем виделся. Мы в одной комиссии кандидатский экзамен принимали.

- И ты дал ему в глаз? - поинтересовалась Катерина,кладя в тарелку сметану. - Или в ухо?

- Хуже, - признался Славчиков. - Если бы я дал ему вухо, пострадал бы только Вадим. А так невинный пострадал. Точнее - невинная.

- А можно в деталях, а не намеками? Сметану разметай.

Владимир Иванович тщательно размешал сметану в супе,попробовал, добавил соли. Суп показался ему слишком горячим, и он решил, чтовполне успеет поделиться с женой тем, что его мучает, пока блюдо немногоостынет.

- В общем, сдает экзамен одна дамочка из розыска, сПетровки. Толковая такая, и опыт работы огромный, и головка светлая. Ноотвечает не по правилам, не так, как мы всю жизнь пишем в учебниках имонографиях. У нее, понимаешь ли, собственное видение проблемы. И вот слушаю яее и понимаю, что она права. На самом деле права. И Вадим твой это понимает. Когдаоценки обсуждали, он настаивал на том, чтобы поставить ей "отлично",говорил, что она гениальная и ее идеи произведут переворот в криминологии. Амне будто шлея под хвост попала. Ну не могу заставить себя согласиться с ним,признать, что он прав. Понимаешь, Катюша? Он для меня на всю оставшуюся жизньне прав, раз и навсегда.

Я считаю его дураком и подонком, и для меня признать, что онхоть в чем-то прав, просто немыслимо. И я начал с ним спорить, доказывать, чтодамочка несла полный бред, и что с такими знаниями и представлениями ее нельзяблизко к науке подпускать, и все такое. Говорю - и самому противно. Но сделатьничего с собой не могу.

И ведь аргументы какие-то нашел, будь я неладен, сумелубедить председателя комиссии, что выше тройки нельзя этой дамочке ставитьоценку, а вообще-то я на двойке настаивал. Мерзавец я, да?

- Нет, - вздохнула жена, - ты просто ребенок. Сопливыйпацан. И что вы в результате ей поставили?

- "Удовлетворительно", моими молитвами. Славабогу, оценки в ведомость сразу не проставили, а когда объявляли, та дамочкасобралась с мыслями, как-то так остроумно что-то сказала, а председательрасхохотался и поставил "хорошо". Но у меня на душе эта историякамнем лежит. Получается, два мужика женщину не поделили, а страдает третья сторона.Этой тетке надо было, конечно, "отлично" ставить. А я уперся какосел, меня от одного вида твоего Вадима трясти начинает.

- Володюшка, - мягко сказала она, - Вадим давно уже немой. И ты меня от него не уводил. Ты меня подобрал, когда я валялась на дороге,брошенная и никому, кроме Юльки, не нужная. Тебе давно следовало бы перестатьненавидеть его.

- Не могу! - Владимир Иванович повысил голос. - Самзнаю, что глупо, недостойно, но не могу. Он ведь не дворник и не слесарь, небезграмотный обыватель, для которого любой сидящий за решеткой - закоренелыйпреступник, Вадим - такой же профессор, как и я, доктор наук, он криминолог,всю жизнь изучавший экономические преступления и людей, которые этипреступления совершают. Уж он-то лучше кого бы то ни было должен знать, какчасто к ответственности привлекаются не настоящие расхитители и мошенники, астрелочники.

Он должен, обязан был понимать, что ты и оказалась такимстрелочником, которого заставили подписать документы под угрозой увольнения, апотом сдали. И он не имел права от тебя отказываться.

- Это было давно, до девяносто первого года, а Вадим,если ты не забыл, был секретарем парторганизации кафедры, - напомнила Катерина.- У него не было выхода. Либо отказаться от меня и немедленно развестись, либоположить на стол партбилет и потерять должность.

Подполковник милиции и парторг кафедры не мог в те временаиметь жену с судимостью. Я его понимала и не осуждала, и ты не должен егоненавидеть.

- А я все равно ненавижу, - упрямо возразил он. - Иничего не могу с собой поделать. Он подонок и трус.

- Хорошо, - миролюбиво согласилась жена, убирая своютарелку. - Ешь суп, пожалуйста, он совсем остыл.

Пусть Вадим подонок и трус. Но при чем тут эта женщина сПетровки? Ей-то за что досталось?

- Так в том-то все и дело, что ей досталось за моюненависть к твоему бывшему. Вот это меня и гнетет.

Я сам себя не могу уважать из-за этого.

- Ешь, пожалуйста.

Он быстро съел суп и понял, что сыт и никакой еды больше нехочет. Однако Катерина уже накладывала жаркое. Владимир Иванович открыл былорот, чтобы отказаться от второго блюда, но остановил себя. Катя обидится, онастояла у плиты, готовила, старалась… Как только он понял, что не любит ее иникогда не любил по-настоящему, сразу стал испытывать чувство вины перед женойи опасаться, не приведи господь, это свое отсутствие любви хоть в чем-нибудьпроявить.

Владимир Иванович с трудом впихивал в себя картошку с мясом,стараясь не глядеть на жену. Катерина никак не комментировала его рассказ, ибыло непонятно, осуждает она его или нет и что вообще думает по этому поводу.

- Катя, а может так случиться, что ты меня разлюбишь?

Катерина стояла у плиты и разливала в смешные фигурныечашечки кисель, сваренный для мальчиков. Антошкина чашка - желтая с красным, вформе толстого мышонка с куском сыра в коготках, Вовкина - синяя с белым,изображающая из себя снеговика с ведром на голове и морковкой вместо носа.

- Конечно, - ответила она, не оборачиваясь. - Только неза то, что ты ненавидишь Вадима. За что-нибудь другое.

- Например, за что? За глупость? За упрямство? -допытывался он.

- За жлобство, Владимир Иванович.

- Кать, я серьезно.

Вошла Евгения Семеновна, забрала чашки с киселем и вазочку спеченьем.

- А если серьезно, - Катерина снова присела за столнапротив мужа, - то не имеет ровно никакого значения, люблю я тебя или нет, иесли люблю, то не разлюблю ли, и если разлюблю, то за что именно. Понимаешь,Вовчик-первый? Ни-ка-ко-го, - повторила она по слогам.

- Не понимаю. Это что-то новенькое, - озадаченнопроизнес Славчиков.

- Это действительно новенькое, - кивнула она. - Твойсын придумал. Новая теория.

- Васька?!

- Он самый.

- И что же он такого придумал, господи ты боже мой? Чтоза теория?

- Теория о том, что не имеет никакого значения, какуюжизнь мы проживаем и как, потому что жизнь - это всего лишь один эпизод вдлинной цепи разнообразных эпизодов. Если один эпизод не получился, ничегострашного, следующий будет другим, намного лучше. Правда, Василий называетжизнь не эпизодом, а приключением.