развернул судовой журнал на пустой странице, протянул его ей, достал ручку и сказал:

— Напиши своё имя.

Девочка посмотрела на ручку, помялась некоторое время и стала писать. И снова я удивился, когда увидел, какой ровный и изящный был у неё почерк:

«Хризантема».

— Хорошо… А теперь скажи, ты знаешь, что это такое? — спросил я, потирая песок между пальцами. Девочка бросила на меня несколько растерянный взгляд, но затем написала:

«Песок лайма».

— Песок лайма… И для чего нужен «песок лайма»?

Всё больше вопросов возникало у меня в голове. Чем искать ответы на них в книгах, намного быстрее было просто спросить. В то же время, если я буду задавать такие, по всей видимости, банальные вопросы об устройстве этого мира, довольно скоро на меня начнут странно поглядывать… Репутация Натаниэля и так давила на меня, словно гиря; последнее, что мне нужно, это чтобы его слуги посчитали, будто «его благородие» тронулся умом на фоне стресса.

Хризантема написала:

«Чтобы заправлять сокровища».

Сокровища… Знакомое слово. Мне вспомнилось, что Натаниэль упоминал его в своих записях.

Я поднялся, прошёлся к книжной полке и активировал тайный механизм. Когда открылась потайная дверь, я взял стеклянный сосуд и поставил его на стол.

— Это, — спросил я девочку, — сокровище?

И снова в глазах ребёнка появились удивлённые нотки; Хризантема не стала писать, но кивнула.

— А можешь сказать, что это сокровище делает?

Девочка помотала головой и написала:

«Нет».

Ну ладно. Значит надо проверять. Я снова посмотрел на стеклянную ёмкость и вскоре обнаружил небольшой носик с нижней стороны, как у чайника. Тогда я зачерпнул немного песка и засыпал внутрь. Хризантема молча наблюдала за моими действиями. Возможно мне показалось, но в глазах ребёнка появился лёгких интерес.

После этого моё внимание обратилось на верхний ярус конструкции, который изображал корабль, севший на мель. Присмотревшись, я обнаружил, что последний как бы затесало во льдах. Я снял стеклянную крышку и уже было потянулся к нему пальцами, когда меня охватило тревожное чувство; я удержал себя, немного подумал, отломил небольшой ледяной нарост, который торчал неподалёку от судна, приподнял его и перенёс в другое место.

Стоило мне это сделать, как песок в нижнем отделении засверкал и стал стремительно растворяться. Вся конструкция на секунду завибрировала и притихла.

Некоторое время я внимательно её рассматривал. Потом я выпрямил спину и погладил свой мясистый подбородок.

Так… И что теперь?

Я уже было начал запихивать оставшийся песок в нижнюю ёмкость, чтобы провести новый эксперимент, когда со стороны коридора зазвучали шаги, дверь открылась и в каюту ворвался Дэвид. Лицо его было красное. Язык заплетался.

— Ваше… Кхе… Ваше благородие, там… Срочное донесение!

— Что случилось? — спросил я непоколебимым тоном.

— Я… Если я не прерываю вас, ваше благородие, — он посмотрел на Хризантему. — Там… Случилось… Случилось… Гора… Взлетела!

— Что?..

Через минуту мы выбежали на просторную главную палубу. К этому времени там собралось больше дюжины матросов. Стоял страшный мороз, от касания которого весь жир на моём теле разом затрясся, но мужчины не обращали внимания на погодные условия. Они стояли перед ограждением мачты и показывали на отдалённый сугроб посреди ледяного поля. Заметив меня, матросы расступились.

— Вот… — сказал Дэвид, показывая на сугроб. — Сперва он был там, с другой стороны, а потом взлетел, перемахнул через корабль и приземлился тут. Это правда. Я сам это видел, потому что был на мачте. И матросы, которые рубили лёд, тоже вам подтвердят.

Мужчины закивали. В их глазах читался страх и вместе с ним толика призрачной надежды. По всей видимости они так долго находились в затруднительном положении среди снега и льда, что любая странность, пускай даже никак не обещавшая выход из текущей ситуации, воспринималась позитивно, потому что нарушала заледеневший статус-кво.

— Что… Что думаете, ваше благородие? — спросил Дэвид.

Матросы тоже стали поглядывать в мою сторону. Некоторые из них смотрели вызывающее. По всей видимости Дэвид был прав, когда говорил, что мораль на корабле опустилась до тревожного значения. Люди специально искали повод осудить решение своего капитана, нарваться.

…Впрочем, учитывая расстановку сил, правильнее будет сказать, что нарывается здесь именно Натаниэль.

Я провёл рукой по поясу и чертыхнулся про себя, что забыл захватить пистолет.

— …Приказываю временно остановить работы и всем вернуться на корабль… Подождём и проверим, что всё это значит, а потом… Будем думать.

На секунду лица мужчин стали задумчивы. Затем все медленно закивали. Я выдохнул густой пар, понимая, что принял наиболее правильное решение. Даже Дэвид бросил на меня отчасти удивлённый, отчасти одобрительный взгляд.

После этого я стал возвращаться в свою каюту. Все мои мысли были о сокровище. Значит, это был волшебный артефакт… В некотором смысле. Мои опыты показали, что магии как такой в этом мире не было. Вернее, она была, но другая. И некий закон, некие особенные правила этой реальности мешали мне использовать обыкновенные заклятия и превращали мою ману, вернее сказать мой «туман», в этот «песок лайма».

Мои губы тронула горькая улыбка. Тоже неплохо. С одной стороны, это сильно ограничивает мои способности; с другой, если в этом мире подобного рода сокровища встречались повсеместно, это был настоящий клад. Пиратский. Некоторые волшебные артефакты встречались и в мире Файрана, но, во-первых, последний был для меня теперь закрыт, а во-вторых в этом мире они были особенно чудесными.

Мне срочно нужно провести ещё несколько экспериментов с таинственным стеклянным сосудом. Я открыл дверь в свою каюту, зашёл в неё… И замер. По моей спине пробежался мороз. Девочка, Хризантема, стояла посреди помещения. В своих ручках она держала необыкновенно большой пистолет и целилась прямо на меня. В её стеклянных глазах сверкала решимость…

26. сокровище

— Хри… — не успел я произнесли и слова, как сноп искр вырвался из чёрного дула, а затем растворился в клубах порохового дыма. Я услышал хлопок и почувствовал сильное жжение в районе левого плеча. Я немедленно бросился в сторону. Дым развеялся. В нём выступили очертания ребёнка. Девочка свалилась на колени и кашляла. Я быстро двинулся к ней, и секунду спустя пистолет упёрся прямо в мой живот. Щелчок… Ничего. Он был однозарядным. Я отбросил его в сторону и схватил руки ребёнка своими толстыми пальцами. В глазах девочки мелькнуло решительное отчаяние, на смену которому тотчас пришёл безграничный мрак. Она зажмурилась, ожидая худшего.

Прошло несколько секунд. Глаза ребёнка медленно приоткрылись и сморгнули. Я отпустил её и, покачиваясь, свалился на пол. Из моего плеча весенний ручейком струилась кровь.

— Фух… Знаешь, это было неприятно, — сказал я растерянной