– Чем докажешь?

– Ты хочешь собаку, – помедлив, сказал папа, – но для тренировки завела себе мышь. Это было твое собственное решение. Я готов был купить тебе щенка.

Прежде чем открыть дверь, Эмити пару секунд собиралась с силами. Они с отцом еще не до конца расхлебали эту кашу – даже не кашу, а ведьмино варево, – а это значит, что Эмити должна быть сильной и не расклеиваться, как те фифы из фэнтези-романов, которых она терпеть не могла. И плакать нельзя, даже от облегчения, и хвост нужно держать морковкой, – во-первых, это необходимо для выживания, а во-вторых, ей очень не хотелось ударить в грязь лицом.

Когда она открыла дверь, папа спросил:

– Ты в норме, плюшечка?

Он не называл ее плюшечкой уже года два, с тех пор как она стала совсем большая, но Эмити решила пропустить «плюшечку» мимо ушей. Она показала отцу два оттопыренных больших пальца:

– Значит, уложил его с первого выстрела? Так и знала, что ты одолеешь этого говнюка.

Сказав вслух слово на букву «г», она сама оторопела, но папа ее не одернул. Лицо у него было бледное, а взгляд какой-то странный, словно папе до сих пор не верилось, что он выжил, а Умница нет.

Эмити невозмутимо (даже руки перестали дрожать!) протянула отцу ключ ключей, словно хотела сказать: «Видишь, доверил его мне – и правильно сделал». Отец пожал плечами – «Я знал, что на тебя можно рассчитывать», – после чего спрятал устройство в карман куртки.

Эмити ожидала, что вот-вот завоет полицейская сирена, но этого не случилось. Судя по всему, никто не слышал звона разбитого стекла и не видел обезьяны на крыше веранды.

Тем не менее отец схватил ее за руку:

– Пойдем-ка отсюда.

Эмити была бы рада вечно держать его за руку, но не получится, ведь людям нужно принимать пищу и ходить в туалет, так что рано или поздно придется отпустить, никуда не денешься. В общем, она выпустила папину руку, как только они подошли к лестнице, ведущей на первый этаж.

Судя по зловонию, останки Умницы лежали в другом конце коридора. Эмити не обернулась, лишь задержала дыхание и двинулась вниз по лестнице, держась поближе к отцу.

Она подумала про отпечатки пальцев, но протирать всю мебель в спальне и ванной было некогда. В любом случае у Эмити никогда не снимали отпечатков, а у папы – лишь однажды, когда он получал водительские права. К тому же он убил не человека, а фантастическое чудище. Вряд ли за такое сажают в тюрьму.

– Уйдем через задний двор, – сказал папа.

Они в спешке прошли по дому, выскочили на веранду и пробежали через двор, где не было ни поилки для птиц, ни английского сада, который прямо-таки бросался в глаза на Земле 1.13, ни престарелой семейной пары, склонной к членовредительству.

Дождя тоже не было. В небе ослепительно сияло солнце.

Дорожка рядом с гаражом, стоявшим отдельно от дома, вела в переулок, где не оказалось ни черного фургона, ни жутких наци-ниндзя, ни патриотических мальчиков в форме «Волков Справедливости».

Все магазины были открыты, по улицам слонялись туристы и местные жители, да и в целом вид у Суавидад-Бич был весьма процветающий.

Наконец-то они дома. В безопасности.

– Нужно зайти в библиотеку, – сказал отец.

– Чего-чего? – встревожилась Эмити. – Чтобы тот негодник снова начал бурчать, что Снежка нет в списке разрешенных питомцев?

– Ну же, это было в другом мире. Там… там, где нас нет.

– А. Ну да. Точно.

Выходит, она еще не до конца пришла в себя.

– Нужно поискать книгу Эда Харкенбаха «Бесконечное множество вселенных».

– Она же была у тебя, куда она делась?

– Где-то обронил. Наверное, когда перебирался через стену или удирал от Умницы. Если вдруг не заметила, день выдался беспокойный. Ну да ладно. Может, в здешней библиотеке тоже найдется экземпляр.

Вместо взъерошенной миссис Франкенштейн в библиотеке дежурила миссис Роквелл, супруга Винса Роквелла, учителя истории и тренера детской футбольной команды.

В воздухе не пахло горелой бумагой, а проходы между стеллажами были освещены гораздо лучше, чем на злосчастной Земле 1.13, но томик под названием «Бесконечное множество вселенных: параллельные миры и квантовая реальность» стоял на той же полке.

На сей раз отец с дочерью не стали брать книгу без спроса. Отнесли ее к столу библиотекарши, где папа показал свой читательский билет, и миссис Роквелл черкнула что-то в формуляре, не переставая щебетать о погоде и о тех глупостях, что в последнее время творятся в Сакраменто. Она обожала броские сережки, и сегодня в ушах у нее были яркие эмалированные попугайчики, да и в остальном библиотекарша выглядела как совершенно нормальный человек, смотреть приятно.

Двенадцатое апреля подходило к концу. Светило солнце, погода стояла прекрасная, и Эмити с папой снова были дома, в полной безопасности.

Он побывал во многих мирах и натворил немало глупостей. В детстве мать учила его поступать правильно, но он ослушался ее, хоть и с самыми благими намерениями. Его ошибка столь велика, что исправить ее попросту невозможно, но он надеется принести пусть немного, но пользы – то тут, то там – хотя бы для того, чтобы почтить память матери.

Теперь же, ранним утром одиннадцатого апреля, после посещения библиотек и сбора информации о Колтрейнах, гость отправляется в дубраву за переулком Тенистого Ущелья. До рассвета остается один час. Гость телепортируется из одного мира в другой, все время оказываясь на одной и той же полянке. Наконец вот оно – настоящее, в котором Джеффи Колтрейн расторгнул свой брак с Мишель, исчезнувшей семь лет назад. А вот и знакомая надувная палатка: стало быть, в этом мире, как и в некоторых других, Эдвин Харкенбах скрывается от демонических преследователей.

Костра не видно, но в воздухе стоит аромат крепкого кофе. Ближе к утру лунный свет становится дымчатым, словно где-то закипает огромный чан колдовского зелья. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, гость видит возле палатки портативную плитку на батарейках, сооруженную на скорую руку, – в некоторых вселенных Харкенбах изобрел это хитроумное устройство, чтобы обеспечить себя любимым напитком, не рискуя устроить лесной пожар.

Именно этого Харкенбаха и разыскивает гость. Он слышит, как в палатке насвистывают Семнадцатый фортепианный концерт Моцарта. Говорят, однажды в лавке птицелова Моцарт напел эту мелодию, а скворец просвистел ее, комично изменив трактовку, но ни в одном из миров Харкенбах не способен тягаться с тем скворцом.

Гостю неизвестно, вступал ли этот Харкенбах в контакт с Джеффри Колтрейном, но такое вполне вероятно. В мультиверсуме старик известен как человек общительный, хотя в некоторых мирах он озабочен нынешней ситуацией сильнее, чем в остальных. Если они с Колтрейном знакомы, предприятие гостя имеет все шансы на успех.