Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но единственный, который они выбрали — . крупный план Олли. Вот этот, — Кларенс указал на оттиск, — это единственный снимок, на котором он получился с дикими глазами, действительно злым.
— Я помню, как сделала этот снимок. Полицейский решил, что я подошла слишком близко, и предупредил, чтобы я отошла. Он сказал, что парень может задеть меня.
— Ты так и сделала?
— А как в таких случаях поступил бы любой журналист? Я пропустила совет мимо ушей.
-И...
— И, он действительно сорвался и начал орать, чтобы я отошла. Я повернулась и сделала снимок. Наверное, вспышка была слишком близко и потому осветлила лицо полицейского и исказила его черты. Я была немного смущена, что руководство решило напечатать именно эту фотографию. Это был один из моих худших снимков.
— Он сорвался на тебя? Твой редактор об этом знал?
— Да, я сказала ему. Наверняка, должна была сказать.
Кларенс встал с оживленным лицом.
— Подведем итог. Исправь меня, если я в чем-то ошибусь. Хорошо? Из сотни сделанных тобой снимков выбрали только Три для тематической статьи в «Трибьюн». Ни на одной из этих трех фотографий не изображены все три действующих лица потасовки, а только двое из них. Один из снимков, где вырезан чернокожий полицейский, — единственный, на котором видно, Как Олли Чандлер бьет парня дубинкой по голове, хотя на самом деле этого не было. Верно?
— Верно.
— Один из снимков — это крупный план преступника...
— Предполагаемого преступника.
— Хорошо, предполагаемого преступника, и его выбрали из ■сей кучи фотографий, хотя это один из немногих или, может быть, даже единственный, на котором тот парень выглядит, как Мальчик из церковного хора. Так?
— Так.
— И третий снимок — это крупный план полицейского...
— Жестокого полицейского.
— Предполагаемо жестокого полицейского, и из всех его фотографий эта, с художественной точки зрения, — наихудшая. Но она крайне устрашающая — единственная, на которой видны черты лица Олли, и его глаза кажутся дикими; единственная, На которой он разгневан и озлоблен. И в завершение всего, ты утверждаешь, что эти гнев и враждебность были направлены не на преступника, а на фотожурналистку, которая, невзирая на его приказ, отказалась отступить.
Карп пожала плечами.
— Нуда.
Ошеломленный Кларенс опять сел. Просмотрев фотографии еще раз, он покачал головой.
— Это дело разбирали в суде, ведь так?
Карп кивнула.
— Значит, ты была главным свидетелем. Разве тебя не вызывали для дачи показаний?
— Вызывали, но я была на месте событий в качестве представителя прессы, и потому попросила освободить меня от дачи показаний. Райлон Беркли поддержал меня.
— Беркли спрашивал у тебя, что ты видела?
— Да, спрашивал. Он вызвал меня в свой кабинет и спросил, какие доказательства жестокости я видела. Я сказала ему, что не являюсь экспертом. Конечно, там присутствовала жестокость, но тот парень выкрикивал всевозможные ругательства в сторону обоих полицейских, боролся с ними и угрожал убить их. Я не эксперт, и не могу сказать, было ли их поведение жестоким или нет.
— И что же сказал Беркли?
— Только то, что ему нужно кое-кому позвонить, и потом он скажет мне, должна я давать свидетельские показания или нет.
— Кому он звонил?
— Он не сказал. Наверное, адвокатам «Трибьюн», а может быть судье. Он со всеми знаком.
«А может своему старому другу Норкосту».
— Как бы там ни было, мне разрешили не давать показания, хотя адвокат полицейского был этим сильно огорчен.
Кларенс сидел, не произнося ни слова.
— Ты выглядишь так, Кларенс, как будто тебе нужно глотнуть свежего воздуха, — сказала Карп. — Но, когда ты будешь готов воспринимать услышанное, я преподам тебе короткий курс фотожурналистики, чтобы ты узнал, что происходит на нашем краю. Слова — это только часть статьи, а фотографии — все остальное. Один снимок стоит намного больше тысячи слов.
Кларенс кивнул и вышел, надеясь, что, глотнув свежего воздуха, его мнение о том деле, которым он зарабатывает себе на жизнь, станет лучше.
— Она вернулась, — сказал Зеке Дэни с восторженными нотками в голосе, — моя маленькая Руфочка, твоя бабушка. Она вернулась домой, выполнив свою миссию. Хочешь с ней увидеться?
— Да! Конечно!
Зеке и Дэни отправились в путь, но Зеке торопился и по-
74
тому свернул за угол пространства — способность, которая все еще была для Дэни в новинку. Но поскольку она держала Зеке за руку, то свернула за угол вместе с ним, сразу же оказавшись
в каком-то отдаленном месте, где еще никогда не была. Местность здесь была совершенно другой, взывающей, чтобы ее исследовали, нарисовали и изучили, как еще одну черту характера Эль -Иона. Дэни запомнила это место, добавив к сотням других мест, где ей хотелось бы побывать еще раз, — они пробуждали в ней ожидание и предвкушение нового.
Дэни увидела седовласую женщину, выглядевшую такой же пожилой, как и сам Зеке, однако он смотрел на нее, как на маленькую девочку. Они радостно бросились навстречу друг другу с широко открытыми объятиями. Обняв дочь, Зеке щекой прижался к ее щеке, и она прошептала ему на ухо о тех местах, где побывала, о тех заданиях, которые выполнила, и о тех чуде-CIX, свидетелем которых стала. Зеке схватил Руфь за руку, и они вдвоем побежали к Дэни, как будто им было по шестнадцать лет.
— Моя Дэни, — сказала Руфь, прикладывая ладони к ще-ками Дэни. Эти ладони были одновременно и старыми и молодыми, такими мозолистыми и такими мягкими, — жаль, что не смогла поприветствовать тебя в родильном зале — я как раз выполняла задание Эль-Иона. Но я наблюдала за гобой в чреве твоей мамы, видела, как ты родилась и росла