* * *

Михаил проснулся от резкого звука, донесшегося из кухни. Это Марина уронила большую кастрюлю, пытаясь достать ее с верхней полки буфета. Было уже восемь вечера.

– Ой, прости, Миша. Я тебя разбудила? – моргая накрашенными ресницами, спросила она, когда Родин зашел на кухню.

– Нестрашно, – буркнул Михаил, прекрасно понимая, что она сделала это специально, поскольку ничего такого грандиозного варить не собиралась. Она уже была при полном параде, ожидая похода в кино.

– А мы, похоже, уже на фильм не успеваем. Если только на последний сеанс. Ты как на это смотришь? Тебе ведь завтра не надо рано вставать.

– Надо, Мариночка. У меня дела, – присаживаясь за стол, нехотя ответил он. – Чаю не нальешь?

Родин видел, как была разочарована Марина, наливая воду в электрочайник.

– Нет, ну хочешь, пойдем просто немного погуляем. Ты так хорошо выглядишь. Жаль, чтоб такая красота пропала даром.

Марина улыбнулась. Как и всем женщинам, ей нравилась лесть. И кроме чая решила сделать Михаилу бутерброды со свежим огурцом и шпротами. Но продолжала хранить молчание. Когда же через пять минут, наслаждаясь тишиной, он приступил к трапезе, Марина не выдержала:

– А куда пойдем? Пошли хотя бы в кафе. Пивка попьем, шашлычка закажем. Ты как насчет погурманить?

Это прозвучало довольно неожиданно. Она сама недавно брала с него слово, чтобы он завязал с выпивкой, и вдруг предлагает такое мероприятие.

– Это в смысле ты попьешь, а я на тебя полюбуюсь? – не удержался от вопроса Родин, дожевывая бутерброд.

– Ну почему же? Я думаю, кружечка пива тебе не повредит. Или ты сам в себе не уверен? – отведя взгляд на свои наманикюренные ногти, произнесла довольно тихо молодая женщина. Почти шепотом.

– Марина, а ты хоть знаешь, что такое алкоголизм? Ты хотя бы имеешь себе представление, каких усилий мне стоит забыть эту тему? Нет? Ну, это примерно так, как для тебя прекратить есть. То есть не есть вообще ничего и никогда. Смогла бы?

Михаил не был раздражен ее непониманием или эгоизмом, когда человек ради своих интересов совершенно забывает об интересах другого. Нет. Он вполне мог сходить с ней в это дурацкое кафе и не выпить ни глотка, не подходило другое: он не мог заплатить за стол. Та тысяча рублей, что лежала в его кармане, была предназначена для сына. Да и ее было мало. Но признаваться в таком женщине было выше его достоинства. Хватит и того, что он сидит вот тут и жрет за ее счет. А потому пришлось-таки слукавить. И его настроение резко упало. Он ненавидел ложь. Особенно во спасение себя.

– Ну, разве можно сравнивать такое… такие вещи? Еда и выпивка, – как будто еще больше смутилась Марина и сразу согласилась с его предыдущим предложением. – Хорошо, давай просто погуляем. Куда пойдем?

– Мне все равно, – буркнул он, отставляя от себя чашку с недопитым чаем. – Я иду одеваться.

Они прошлись по набережной, что была неподалеку, сделали крюк до главной городской площади, пересекли ее, вышли на парковую аллею, а когда Марина пожаловалась, что у нее устали ноги, сели на маршрутку и молча доехали до дома. Вечер не удался так, как она того хотела, зато Михаил вполне насладился тишиной и свежим воздухом поздней осени. Вернувшись, Марина переоделась в халат, смыла с себя яркий макияж и, все так же молча, села за компьютер разложить пасьянс. А он, жалея ее в душе, углубился в чтение газеты. Все выглядело так, словно они уже много лет живут в браке, когда и говорить-то вроде не о чем и нет уже прежней романтики, но попробуй разорви эту обыденность, и станет еще более тоскливо и одиноко. И не спасают тебя другие партнеры, душа ни к чему не лежит, а просто хочется выть от своей ненужности и никчемности.

* * *

Когда Галина своим телефонным звонком напомнила Михаилу о завтрашнем разводе, его словно окатили ледяной водой. До этого ему казалось все пьяным бредом и кошмарным сном. Из них можно вынырнуть, проснуться и забыть. Но реальность все-таки сильнее иллюзий. Она неизменно задавит, даже если и бежишь от нее. Как танк или каток. Намотает на свои гусеницы, расплющит и пойдет дальше, даже не заметив разрушений. От нее нельзя бежать. Ей надо противостоять. Но для этого нужны силы. На войне как на войне. Вот только Родин, лишившись своей привычной военной платформы, оказался никчемным бойцом. Такие даже в запасе не нужны. Так он рассуждал о себе. И теперь полностью сдался в плен. В плен той самой ненужности и никчемности.

– А нас могут развести без моего присутствия? – с надеждой в голосе спросил он Галину, поглаживая Ольгу по голому заду.

– Тогда развод затянется еще на месяц. А потом еще и еще. Разведут, но зачем тянуть? – вполне спокойно пояснила супруга.

– Хорошо, я буду.

– У тебя есть ко мне материальные претензии?

– Что? – переспросил Михаил, потянувшись к бутылке коньяка. Ольга недовольно замурзилась, откатившись в угол дивана. – А, материальные? Нет. Материальных нет.

– И от квартиры ты тоже отказываешься? – продолжала тем же тоном Галина, как будто вела допрос на следствии.

– От всего, дорогая. Я же сказал, – театральным тоном произнес он и сделал глоток прямо из горлышка. Ольга снова подобралась к нему и тоже потянулась к бутылке:

– Мишечка, а мне?

Галина услышала женский голос и тут же разъединила связь.

Поскрипывая по первому снегу тонкими подошвами ботинок, Михаил топтался возле здания районного суда. Он явился немного раньше и ожидал Галину, периодически отхлебывая пиво из полуторалитровой пластиковой бутылки. Из двери вышел немолодой мужчина в прокурорской форме и, проходя мимо Родина, сделал ему замечание.

– Да пошел ты, – тихо буркнул Михаил в сторону, но, когда прокурор укатил на своей машине, выбросил недопитую бутылку.

Вернувшись к входу, увидел Галину.

– А ты все пьешь, как я погляжу, – криво улыбнулась она, опустив приветствие.

– Здравствуй, Галочка, – развел Родин руками, словно собирался ее обнять. Она отшатнулась и, резко повернувшись к нему спиной, зашагала вверх по широкому крыльцу. Он молча поплелся за ней, немного покачиваясь от круговерти перед глазами.

Родин практически не слушал, о чем говорила и спрашивала судья. Галина сама отвечала на все вопросы. Даже на те, что были адресованы лично ему. В пьяном тумане он лишь видел, что служительница закона понимающе кивала Галине, брезгливо поглядывая в его сторону. Он сейчас словно отгородился невидимым щитом, не желая вникать в происходящее. Только лишь когда Галина сама, толкнув его в плечо, спросила о том, не хочет ли он уступить свое отцовство Самойленко, он очнулся:

– Что? Отцовство? Ему?!

– Подождите, Галина Ивановна, – остановила надвигающийся скандал судья. – Данный вопрос вы будете решать не здесь. Это сейчас к существу дела не относится.

– Простите, – извинилась та и демонстративно пересела на другой стул, подальше от бывшего мужа.