Михаил, как всегда, не стал ничего доказывать, не стал обвинять и оправдываться. Он просто так и сделал. Собрал свои немногочисленные вещи, про которые забыла Галина, взял чемодан, что уже был ею собран, и ушел.

– Вообще больше тут не появляйся, алкоголик! – в отчаянии крикнула она ему вслед. – И детей больше не увидишь. У них будет другой отец.

Ей хотелось разозлить мужа, добиться от него хоть какой-то реакции. Но он не отреагировал на ее угрозы. Когда за ним захлопнулась дверь, она окончательно убедилась, что прежней семьи больше нет. Предстоит строить новую. А еще отвоевать жилплощадь. Потому что уже не хотелось отдавать этому черствому человеку ту свою однокомнатную. Да и Валерий сказал, что слишком жирно будет.

– Понимаешь, Галюня, я ведь до сих пор живу в квартире бывшей жены. Рано или поздно нужно будет уйти оттуда. На эти метры я по большому счету не имею права. Можно, конечно, посудиться благодаря прописке. Но зачем? Я ведь сам ее бросил. Это как-то не по-мужски будет. Ты согласна? А у тебя двое детей. Родин тем более просто обязан тебе все оставить. А ты не будь глупышкой, продай свою однокомнатную квартиру и купи ему комнату. Где-нибудь в отдаленном от центра районе. Лучше, если в старом жилфонде. Так дешевле выйдет. А оставшиеся деньги положи в банк под проценты. Алеше вот-вот поступать в вуз придется. Да и Дашеньке пригодится для дальнейшей учебы. От отца вы все равно уже ничего никогда не получите. Он сопьется, к гадалке не ходи. Я тебе уже говорил. Так что прислушайся к моему совету.

И Галина, увидев мужа второй раз в сильном алкогольном опьянении, решила согласиться с доводами Самойленко. Через два дня после их последней неприятной встречи она позвонила Михаилу и подняла повисший в воздухе вопрос.

– Послушай, давай решим дело с квартирой. Ты собираешься выписываться? Надумал уезжать? – даже не поздоровавшись, сразу приступила она к делу. – На развод я уже подала, можешь не волноваться.

– А я и не волнуюсь, – ответил Михаил нетрезвым голосом. Он так и жил у Салова. И если тот выпивал лишь вечером после службы, то Родин не давал себе передышки. Так ему было легче смотреть на окружающий мир. А потому очередное заявление Галины на самом деле его не особо тронуло, потонуло в туманной пелене, окутавшей его воспаленный мозг.

– Развод назначен на март. На четвертое число. Но ты же должен где-то жить эти месяцы? – проявила Галина своеобразную озабоченность его положением. – Нельзя же напрягать чужих людей своим постоянным присутствием в их доме. Или ты уже нашел женщину, которая тебя приютила?

– Это не твое дело, – усмехнулся в трубку Михаил. – Чего ты от меня хочешь?

– Я собираюсь во время каникул у детей ехать туда и продавать свою однокомнатную. Я уже дала задание риелтору. А потом нужно подобрать квартиру тебе. Вернее, комнату, – немного неуверенно произнесла она последнюю фразу.

– И что? Я‑то что должен делать? – спросил Михаил, не обратив на нее особого внимания.

– Ну, может быть, ты тоже поедешь. Посмотришь. Выберешь, что тебе подойдет, – со вздохом облегчения продолжила Галина.

– Да мне все равно! – выпалил он, опрокинув в глотку очередную рюмку. – Делай что хочешь. Мне плевать.

Если бы Родин и не был сейчас пьян, он все равно согласился бы на любое ее предложение. Пусть бы ему вообще ничего не посулили. Ему просто не хотелось жить, а потому не имелось никаких перспектив на будущее. Не было никаких желаний, кроме как пить и пить горькую, пока не сдохнешь. А сдохнуть под забором, в коммуналке или во дворце для него не имело принципиальной разницы.

– Хорошо, если ты полагаешься на мой вкус, я все сделаю сама. Только потом не обессудь, – предупредила супруга.

– У тебя превосходный вкус, Галочка. Особенно если посмотреть на того, кого ты себе выбрала, – грустно посмеялся Михаил и налил еще рюмку, расплескав на всю ту же грязную столешницу изрядное количество водки. – Черт! У тебя все?

– Да. Хотелось бы еще, чтобы ты вовсе не спился. Но это твои проблемы. Только учти, пока ты бухаешь, я не дам тебе видеться с детьми, – отрезала она и прекратила разговор.

Михаил положил трубку в самый центр лужи водки, выпил, не закусывая, и тут же закурил. Голова клонилась к груди, хотелось спать. «Заснуть и видеть сны…» – начал он цитировать монолог Гамлета, но сбился. Затянул песню про ямщика. Тоже не пошло. Потушил сигарету и, шатаясь, поплелся в комнату, чтобы рухнуть на потертый диван, который выделил ему заботливый Салов.

А вечером он вернулся, притащив с собой двух размалеванных девиц. Они тоже были в явном подпитии.

– Мишаня! Смотри, кого я привел! – радостно крикнул хозяин квартиры, завалившись в комнату вместе с ними. – Подъем! Гуляем!

И пошло безудержное веселье с пением под гитару, с танцами под Газманова. И под одеялами. Утром выносливый, привычный к алкоголю Салов ушел на службу, проводив одну из девиц. Вторая же, имени которой никак не мог вспомнить «умирающий» от похмелья Михаил, осталась в квартире. Она немного прибралась на кухне, сбегала за пивом и, когда он, еле поднявшись с дивана, открыл ей дверь, буквально вернула его к жизни.

– А ты классно поешь, – похвалила девица, щелкая фисташки. – Особенно мне вчера понравился романс про ямщика. Ну, этот… «Мне некуда больше спешить». Спой еще разок. А?

– Неси гитару, – согласился Михаил. Ему было ужасно неудобно, что он никак не может вспомнить имя этой кареглазой блондинки, похожей на маленькую мартышку. На вид ей было не больше двадцати. И где этих девок нашел Сашка?

Девушка подала ему гитару, которая стояла прислоненной к холодильнику. Михаил тронул струны. Инструмент был ужасно расстроен. Он начал подтягивать одну за другой струны, прислушиваясь к звучанию.

– Ой, ну давай без этого. И так сойдет, – капризно попросила блондинка, нетерпеливо заерзав на скрипучем деревянном табурете, каких уже давным-давно не было в продаже.

Михаил, придержав гитару, отхлебнул еще немного пива прямо из горлышка бутылки:

– Без этого не получится.

– А ты попробуй.

Он стал выстукивать такт ладонью и запел:

Степь, да степь круго-ом,

Путь далек лежи-ит.

В той степи глухо-ой

За-амерзаал ямщи-ик…

– Да не этот ямщик, а тот, который «не гони лошадей»! – возмутилась «мартышка», прервав песню.

– А, прости, забыл. Стыдно признаться, но я и имя твое забыл. У меня вообще с головой в последнее время не все в порядке, – криво улыбнулся Родин и снова потянулся за пивом.

– Оля я. Ну ты даешь! Так будем петь-то?

И они спелись. Как раз до марта он и поселился у Ольги. Михаилу она не нравилась, но другого варианта он не видел. Да и не стремился чего-то видеть. Все те же пьянки, музыка, песни, секс. Он никогда не жил такой жизнью, но она ему сейчас вполне подходила. И его совсем не волновало, что нет работы, нет денег. Ольгу же снабжал средствами ее отец, который считал, что его дочь вполне успешно доучивается в педагогическом институте. И этого им вполне хватало для прожигания жизни. Родин даже нисколько не стыдился такого положения, а принимал его как само собой разумеющееся. И Ольга ничем его не попрекала. Ее тоже все устраивало. Но эту мнимую идиллию прервал звонок Галины, которым она напомнила о предстоящем на следующий день разводе.