— В вашей группе их слишком много, — невозмутимовставил Вейдеманис.

— Прекрасно. Значит, я совершаю путешествие по Европе вкругу профессионалов. Что тебя не устраивает?

— Ты доверяешь этому поляку? А если он убийца? Ведьименно он знал, что ты будешь с Моникой Эклер. Ревность конкурента, чувствосоперничества. Сильные страсти в сочетании с желанием выполнить свою работу иподставить такого конкурента, как ты, могли заставить Пацоху пойти на этоубийство.

— Возможно. Но я должен с чего-то начать. В данномслучае я решил рискнуть и поверить Пацоху. Если убийца хотел меня подставить,то он невольно подставлял и польского дипломата Монику Эклер, которая былавместе со мной. А зачем Яцеку подставлять работника своего посольства?

— А если это он, — не унимался Эдгар, — еслион рассчитывает, что ты будешь думать именно так и поэтому не станешь егоподозревать? Что тогда?

— Возможно, но неправдоподобно. Убийца должен бытьрационален, он не может допустить, чтобы через Монику вышли на него. Ведь Яцек— единственный человек в нашем «Экспрессе», с кем она была до меня знакома. Иесли убийца — Яцек, то он автоматически наводит на себя полицию. Так не бывает,он не может жертвовать собой, чтобы свалить меня. В любом случае я должен с нимпоговорить. Судя по всему, его тоже волнует убийство Густафсона. Не забывай,что в Варшаве мы должны будем встречаться с президентом Квасьневским. И Яцекусовсем не хочется вести возможного убийцу на прием к своему президенту.

— До этого вы побываете в Москве, — напомнилВейдеманис. — А если все же Пацоха и есть тот самый убийца, которого тыхочешь вычислить? Ты не думал об этом?

— Думал, но я должен идти на риск. В одиночку ничегонельзя сделать. Слишком много людей и слишком многие из них не писатели, мойдорогой друг. Они остановились в отеле «Ибис Алесия». Я позвоню и попрошу Яцекаприехать в центр города.

Дронго позвонил консьержу и попросил его найти номер отеля«Ибис Алесия». Когда его соединили с отелем, он попросил соединить с номеромПацохи. Тот сразу взял трубку, словно ждал этого звонка.

— Твои предложения, сделанные в Бордо, остаются всиле? — спросил Дронго.

— Да, — ответил Яцек, — мы можем помочь другдругу. Если, конечно, ты не имеешь никакого отношения к смерти Густафсона.

— А ты как думаешь?

— Я ничего не думаю. Я только знаю, что в нашей группеедет один из лучших в мире аналитиков. И если не ты убил Пьера, то должен найтитого, кто это сделал.

— Встретимся через час. Ты можешь приехать в центргорода?

— Конечно могу. Куда приехать?

— В кафе отеля «Ле Гранд Интерконтиненталь», рядом соперой. Найдешь?

— Конечно, — рассмеялся Яцек, — я много разбывал в Париже.

— Не сомневаюсь, — Дронго положил трубку ивзглянул на Вейдеманиса.

— Я принес тебе оружие, — Эдгар достал пистолет иположил его на столик. — Надеюсь, ты знаешь, как им пользоваться, —сказал он, поднимаясь с кресла.

— Ты умеешь шутить! — всплеснул рукамиДронго. — Это на тебя совсем не похоже.

— Я не шучу, — сказал Вейдеманис, — простознаю, как ты не любишь пользоваться оружием. Но сейчас не тот случай, Дронго.Ты ищешь не просто убийцу, ты должен вычислить человека, которой послансовершить террористический акт. Это не обычная любовная интРига или местьнеудавшегося литератора. Это человек, который получил огромные деньги. И еслиты будешь стоять на его пути, он, не задумываясь, уберет тебя. Если твоя версияверна, а ты редко ошибаешься, значит, этот человек тебя ненавидит. Ненавидит дотакой степени, что готов на все, лишь бы подставить тебя и убрать из«Экспресса». У вас идет обоюдная охота. Только он знает, кто ты такой, а ты незнаешь. И поэтому должен опасаться каждого. До свидания.

Вейдеманис вышел из комнаты, тихо закрыв дверь. Дронговернулся в ванную комнату, достал «Фаренгейт». Он понимал, что Эдгар прав. Изнал, что никогда не станет первым стрелять в человека. Дронго сбросил халат,посмотрел на свою грудь. Там еще остались отметки после пулевых ранений вНью-Йорке в конце восемьдесят восьмого года. Дронго потрогал шрам. Какимнаивным он тогда был! И тот парень, погибший за него. Как все было страшно!Тогда они чудом предотвратили покушение на президента Горбачева, которыйвстречался в Нью-Йорке с Рейганом и Бушем. Может быть, им не стоило так усерднозаниматься этим делом?

Если бы тогда покушение удалось, возможно. Горбачева заменилкто-нибудь другой, возможно, он сумел бы скорректировать курс первого ипоследнего президента Советского Союза, возможно, страна не распалась бы такстрашно и необратимо…

«Получается, что я изменил ход истории», — невеселоподумал Дронго. Для него распад страны был огромной личной трагедией, чего онникогда не скрывал.

Тогда он провел в больницах целый год. А когда вернулся, тоузнал, что все в мире изменилось. Чаушеску был расстрелян, берлинская стенарухнула, в Тбилиси и Баку пролилась кровь невинно убиенных. Все изменилосьсловно по взмаху злой волшебной палочки.

«Может быть и сейчас не стоит особенно стараться», —вдруг подумал он. В конце концов, какое ему дело до Москвы, до их новогопрезидента. Он даже не оформил себе гражданство. Ведь ситуация снова может измениться.И снова не в лучшую сторону. Дронго смотрел на себя в зеркало, словно искалответы на свои вопросы. Но ответов не было. Вместо них он видел перед собойуставшего сорокалетнего мужчину со шрамами на груди. Большой лоб, внимательныеуставшие глаза, тонкие губы. Он подмигнул себе и отправился одеваться.

Вейдеманис, выйдя из здания, сразу почувствовал, что рядом сним появился незнакомец. В тот же момент распахнулись дверцы стоявшего утротуара автомобиля.

— Садитесь, — приказал незнакомец, стоявшийсзади, — и не нужно ничего говорить.

Вейдеманис пожал плечами и полез в салон автомобиля, гдесидели еще двое незнакомцев. Дронго в этот момент одевался. И хотя его окновыходило на улицу, он даже не подумал выглянуть туда, поэтому не видел, какувозят Вейдеманиса.

Пацоха приехал в кафе ровно через час, когда Дронго ужесидел в глубине зала, заказав традиционный чай. Яцек сел рядом и вежливопоздоровался. Он был в своем традиционном джинсовом костюме.

— Мне тоже чай, — попросил он официантку.

— Я думал, в Европе все любят кофе, — заметилДронго, — только англичане пьют чай.

— И поляки, — сказал Яцек. — У тебя не болитголова?

— Болит, — кивнул Дронго. — Почему участниковбудят каждое утро в шесть утра? Кому нужны такие экстремальные условия? Можновставать в девять и выезжать в десять.

— У нас организаторы — немцы, — усмехнулсяЯцек, — для них это самый настоящий отдых. Обычно они встают в пять утра иотправляются на работу. Поэтому они не понимают, как можно спать до девятиутра.