— Провожатого?

— Ты его сразу узнаешь, когда увидишь. Скатертью дорога, внучек.

— Спасибо, дедуль.

Я сам удивлялся, насколько легко и без раздумий принял правила игры. Шестое чувство, которое ещё ни разу меня не подводило, внятно говорило, что всё правильно. Сказка это или реальность — сейчас значения не имеет, важны лишь предстоящий путь и тот, кто ждёт меня в конце.

========== V (Орфей) ==========

Перейдя через порог, герой оказывается в фантастической стране с удивительно изменчивыми, неоднозначными формами, где ему предстоит пройти через ряд испытаний. Это излюбленная часть мифа — приключения. Она составила целый мир литературы об удивительных странствиях, состязаниях и судилищах. Герою неявно помогает советом, амулетами и тайными силами сверхъестественный помощник, которого он встречает перед входом в эту страну. Или же может быть так, что о существовании милосердной силы, всюду помогающей ему в этом сверхчеловеческом переходе, он впервые узнаёт только здесь.

Дж. Кэмпбелл «Тысячеликий герой»

Очень скоро я подумал, что зря не начал считать убегающие вниз ступеньки. Подсветки смартфона хватило всего на пару винтовых пролётов — локальная аномалия, потому как батарейка в нём была заряжена процентов на девяносто, — и дальше меня спасал китайский брелок-фонарик. Но его свет тоже становился всё тусклее, а конца спуску не предвиделось. Я шутки ради принюхался: не пованивает ли адской серой? — однако посторонних запахов не учуял. Обычный сухой безвкусный воздух.

Наконец, миниатюрное чудо китайской электроники сдалось: мигнуло в последней попытке осветить пространство и погасло. Я остался в кромешной, абсолютной темноте на глубине чёрт знает сколько метров под землёй. Пульс тут же зашкалил от приступа внезапной клаустрофобии, нехорошо взмокли ладони и лоб. Из способов борьбы с напастью у меня были только глубокое дыхание да надежда, что к выходу всё-таки ближе вниз, чем вверх, — поэтому я старательно задышал животом и продолжил спуск.

Скорость передвижения закономерно упала в разы: прежде, чем сделать шаг, приходилось нащупывать ногой край каждой ступени. Правой рукой я вёл по шершавому бетону стены, левую выставил вперёд на случай появления на пути какого-либо препятствия. Время тянулось, как жвачка: казалось, будто я уже не одну вечность бреду в темноте, и когда последний лестничный пролёт вдруг обернулся тупиком, это стало настоящим облегчением. Я слепо зашарил руками по стене и наткнулся на грань, где бетон переходил в дерево. Неужели дверь? Точно, вот петли, вот ручка. Только бы было не заперто. Я для пробы потянул створку на себя, и она с недовольным скрипом сдвинулась с места. Сквозь миллиметровую щель засочилось гнилостное свечение, в воздухе появился неприятный затхлый привкус. Но сейчас я благосклонно отнёсся бы даже к ароматам городской канализации — что угодно, только не бесконечные ступеньки.

Дверь поддавалась с крайней неохотой, но наконец пропустила меня в обширный грот, залитый фосфоресцирующей водой. От порога в глубину выдавался недлинный бетонный пирс, в противоположной стене темнели три высокие арки водных туннелей. Я подошёл к краю причала, полюбовался танцующими в водной толще зеленоватыми сполохами и решил, что лезть туда мне совсем не хочется. Значит, буду ждать: либо обещанного дедком проводника, либо транспорт — не зря же мне выдали специальную монетку на проезд.

Я снял пуховик, в котором уже давно было откровенно жарко, распихал по рукавам шарф и шапку. Проверил содержимое карманов: дохлый смартфон, бумажник, ключи с сослужившим добрую службу фонариком, носовой платок, зажигалка, сигареты, початый «Орбит» и самое ценное — швейцарский складной нож. Отличный набор для искателя приключений. Я по-турецки уселся на пол, подложив пуховик под седалище, и приготовился к терпеливому ожиданию.

Сначала ожила мерцающая вода: лениво плеснула волной на бетонные плиты. Я на всякий случай отодвинулся от края, чтобы на меня не попали случайные брызги. Хрен его знает, какая дрянь растворена в местном Ахероне*. Обойдусь без химических ожогов.

В черноте среднего туннельного зева появился жёлтый, покачивающийся огонёк. Он постепенно приближался, и вскоре стало видно, что это старинный фонарь, прикреплённый к длинному шесту. Шест же был установлен на низкобортном челне, которым правил лысый как пятка, сгорбленный тип в тёмном балахоне. Когда он заметил меня, то взмахом весла направил судёнышко к пирсу, однако причаливать не стал. Я тоже поленился вставать, и пару минут мы молча разглядывали друг друга.

— Чего пыришься? — наконец грубо спросил перевозчик. Голос у него был на редкость противный, словно скрежет ржавого металла о металл. — Обол есть?

Я порылся в кармане и продемонстрировал кругляшок.

— Тогда садись.

Умело направляемый челн встал бортом к длинной стороне пирса. Я без суеты поднялся на ноги, отряхнул пуховик и прежде забросил в лодку его, а потом забрался сам.

— Плату давай.

Я отдал монету. Лодочник покрутил её перед крючковатым носом, попробовал на зуб: — Сойдёт. Тебя до конечной?

— Как всех.

— Все мёртвые, а ты живой.

— И что?

— Ничего. Воды не касайся.

И в мыслях не имел.

Перевозчик с силой оттолкнулся веслом от бетонной плиты, и челн весело заскользил к правому туннелю. А до меня только сейчас по-настоящему дошло, во что именно я ввязался, пойдя на поводу у совести и шила в заднице.

Плавание по туннелю вышло скучнее бесконечного лестничного спуска. Там я, по крайне мере, шевелил ногами, а здесь всю дорогу просидел сиднем. В какой-то момент бетонный свод сменился гранитным, на поверхности воды появились и другие волны, кроме вызванных движением челна. Но вот в конце туннеля забрезжил свет, отличный и от зеленоватой флуоресценции подземной реки, и от жёлтого огонька в фонаре лодочника. Выход приближался, заставляя мои мышцы рефлекторно напрягаться от предчувствия опасной и захватывающей неизвестности. Наконец, судёнышко выскользнуло на открытое пространство подземного мира. Представший передо мной пейзаж не отличался живописностью: бурые каменистые пустоши, белёсое небо, светящееся само по себе, стальные воды реки, убегающей к размытому горизонту. И ни живых, ни мёртвых, кроме нас с лодочником.

Высадили меня, по субъективному ощущению, в совершенно произвольном месте, однако крутить носом я не стал. В конце концов, перевозчик вообще не обязан был брать на борт живого.

— Спасибо.

Лодочник не отреагировал, больше занятый отчаливанием от берега. Я пожал плечами, отворачиваясь от реки, — следовало определиться с дальнейшим маршрутом.

— Эй, живой!

Я обернулся: челн уже был у самого тоннеля.

— Хочешь вернуться — не ешь и не пей тут ничего!

— Понял, спасибо!

Благодарность вновь осталась без ответа. Челнок скрылся из виду, оставив меня