Он внимательно слушал, когда она говорила, и не спускал глаз с ее лица. Его взгляд придавал ей уверенности, и она чувствовала, как внутри нее происходит некое расслабление, словно приоткрывалась появившаяся в горле маленькая дверка. Она рассказала о том, как у матери обнаружили рак, и о том, как Кейти добросовестно исполняла роль сиделки, в то время как сама она отлынивала. Рассказала, как в тот уик-энд, когда она переехала в Лондон, пролежала в Гайд-парке, глядя на облака, и пыталась представить себя где-то в другом месте. Она поделилась с ним, что приехала на Мауи повидать отца, который, поразвлекав ее часок своими историями, затем вежливо распрощался. Пока она говорила, огонь почти погас, и ее волосы высохли жесткими от соли волнами.

– Прости, я, кажется, слишком заболталась, – вдруг, словно опомнившись, воскликнула Миа.

– Нет, совсем нет, – отозвался он, внимательно изучая ее лицо. Его темные глаза были серьезными. Они казались необычными – старше, чем он сам. Она почувствовала, что ее тянет к нему.

Ной поднял тонкую палочку и потыкал тлеющий костер. Ее взгляд скользнул от его державших ветку пальцев, по запястью, к черной татуировке, протянувшейся до локтевой ямки.

– А эту татуировку… – начала она, – …ты давно ее сделал?

– Десять месяцев назад. – Он кинул ветку в костер. К небу взметнулись рыжие искры. Он вытянул руку к костру, и она увидела, что татуировка в виде волны была выполнена с таким мастерством, что в ней ощущалась вся мощь срывающейся с гребня воды. Внизу виднелись шесть загадочных цифр.

Татуировка вызвала ее любопытство. Она отличалась от подросткового бунтарства в виде арабских надписей на бледных спинах некоторых ее бывших одноклассников. Сделанная недавно, она синела на нежной коже внутренней стороны локтя.

– Красиво, – сказала она и, протянув руку, провела по барашку волны кончиком пальца.

В воздухе словно что-то вспыхнуло, и от их соприкосновения она ощутила жар.

Ной посмотрел на нее. Ей вдруг страшно захотелось его поцеловать. Они были друг для друга незнакомцами, но ей почему-то казалось, что они уже хорошо знают друг друга. Она почувствовала внезапно переполнившее ее желание и вытянутой рукой дотронулась до его щеки, ощущая своей ладошкой его щетину.

Он моргнул, будто испугавшись ее порыва. Ей на секунду показалось, что он готов отпрянуть от нее, но, наклонившись к ней, он нежно поцеловал ее губы. Его губы оказались мягкими и теплыми, и, закрыв глаза, она позволила ему прижаться к ней сильнее в более страстном поцелуе. Она чувствовала движения его языка и морскую соль на его губах.

Ее руки скользнули ему под футболку, и она ощутила под лопатками рельеф его мышц.

Приподнявшись на одно колено, он бережно, поддерживая ей голову рукой, уложил ее на спину, и она, раскинув на песке волосы, оказалась под ним. Он провел языком от ее ключицы до горла, и она будто перешла в состояние невесомости.

Высоко над ней простиралось усыпанное звездами небо, рядом ощущалось тепло костра. Мысли словно испарялись, и недавно пережитое разочарование вытеснили тяжесть его тела, тепло его кожи, ощущение на шее его губ. Расслабившись, она позволила себе раствориться в этом незнакомце полностью и без остатка.

(Мауи, апрель)

Кейти отодвинула закрытый дневник и сдавила руками лоб в том месте, где от напряжения назревала головная боль. Ее, конечно, потрясла легкомысленная и рискованная авантюра Миа с незнакомцем, но это возмущение было несравнимо с ее негодованием на Мика.

Миа ограждали от множества нюансов, характеризующих ее отца, и благодаря этому в ее сознании возникло нечто вроде чистого холста, на котором отображались ее фантазии на эту тему. Разочарование от встречи глубоко ранило ее – об этом свидетельствовали восемь аккуратно исписанных страниц. Вновь схватив дневник, Кейти отыскала предложение, от которого чуть не подскочила и ее сердце заныло: «Жаль, что со мной не оказалось Кейти».

Она тоже об этом сожалела! Как сожалела и о том, что не прислушивалась, когда Миа заговаривала с ней о Мике, и старалась поскорее завершить разговор. Головная боль неумолимо распространялась на виски. Взяв рюкзак, Кейти принялась искать в переднем кармане таблетки. Наткнувшись сначала на крем для загара, затем на пачку бумажных салфеток, она вдруг обнаружила там внутренний кармашек и, сунув в него пальцы, нащупала нечто тонкое и глянцевое и не сразу сообразила, что это. Извлеченный из кармашка предмет оказался фотографией.

Раскрыв от удивления глаза, Кейти вдруг ощутила подступившую к горлу тошноту.

Снимок был сделан много лет назад, когда Миа исполнилось восемь, а Кейти – одиннадцать. Мать вывезла их в местный городишко на прогулку, и они, весело жуя конфеты, шли с пляжными полотенцами и купальными принадлежностями по набережной. Миа первой заметила сиявшую на солнце карусель с монотонно звенящей музыкой, которую доносил морской ветерок.

Карусель регулярно появлялась весной, а через три недели исчезала в одну из ночей, оставляя после себя блеклый круг сухих листьев и пыли. Вместо разноцветных пони, плавно подскакивавших вверх-вниз, на этой карусели были морские коньки. Выглядели они так, будто их искупали в разных океанах и окунули каждого в свою индивидуальную морскую краску – синий кобальт, небесно-голубую и лазурную. Оказываясь в городке, девочки неизменно просили мать разрешить покататься.

Работавшая на карусели веселая дама, завидя их, расплывалась в улыбке:

– А, да это же «морские сестрички»!

Такое прозвище они получили благодаря тому, что, покатавшись на карусели, могли часами возиться в море, в то время как мать, сидя на берегу и попивая кофе из пластикового стаканчика, читала книгу.

– И что же это у нас такое? – продолжала дама, с веселым удивлением извлекая у Миа из-за уха крохотную ракушку. – А здесь – поглядите-ка! – обращалась она уже к Кейти, которая, взглянув на свой красный сарафанчик, вдруг обнаруживала торчащее из кармашка длинное белое перо.

Они усаживались рядом на двух коньков. Кейти, вставив ноги в воображаемые стремена морского конька цвета сапфира, скакала рысцой. Миа предпочитала небесно-голубого конька с краю, чтобы во время движения наслаждаться ветерком.

– Девочки! – окликнула мама, наводя на них фотоаппарат.

На фоне сверкающего на солнце моря они со смехом взялись за руки и вытянули их вперед. Раньше этот снимок висел на стене в спальне Миа в Корнуолле, но Кейти не видела его уже много лет. На обратной стороне уже выцветшим детским почерком Миа было написано: «Морские сестренки».

Дрожащим пальцем Кейти провела по неровному краю. На разорванной надвое фотографии отсутствовало ее изображение.

«Как же так, Миа? Неужели ты решила, что между нами все кончено? Неужели мы могли настолько отдалиться друг от друга? Или это случилось после той нашей перепалки – после того что я тебе наговорила?» Вопросы кружили, точно стервятники, то и дело набрасываясь на нее, словно стремясь причинить еще больше боли. Кейти сунула снимок между страниц и захлопнула дневник. Отыскав наконец таблетки от головной боли, выпила сразу две, затем переоделась в легкое хлопчатобумажное платье и вышла из гостиницы.