Правда оказалась горше, чем она думала. Кейти представила себе, как услышанное откровение уничтожило все представления Миа о крепости ее семейных основ. Она вдруг ощутила невыносимое презрение к Мику – ей стало невмоготу находиться с ним рядом. Ей сдавило грудь. Ей нужно было вырваться отсюда, чтобы подумать.

– Я очень сожалею, что все так произошло, – покаянным тоном произнес он, и она видела, что это действительно так.

Выйдя из кухни, она направилась по коридору с единственным желанием поскорее уйти.

– Кейти…

Она, не оборачиваясь, остановилась.

– Я еще увижу тебя? – робко спросил он.

Она обернулась и посмотрела на него. Это была уже не та яркая, несколько надменная личность, жившая в ее детских воспоминаниях, это был мужчина под шестьдесят, большую часть времени отсутствовавший в ее жизни. Кейти выросла с матерью и любимой сестрой. А он слишком запоздал. Она покачала головой.

Закусив губу, Мик кивнул.

В этот момент ей казалось важнее всего понять, что чувствовала Миа. Толкнув входную дверь, она вышла на дорожку и побежала.

Кейти бежала к гостинице так быстро, как только могла. Она пронеслась мимо дамы с двумя серыми собачками на ярко-красных поводках; мимо лавки, где предлагались напрокат доски для серфинга; мимо телефона-автомата с туристом, говорившим на неведомом ей языке. Жара окутывала ее – ноги стали влажными даже в босоножках, а платье липло к бедрам. Добежав до гостиницы, она влетела в свой номер, не обратив никакого внимания на молодого человека, который сидел в подключенных к ноутбуку наушниках с микрофоном.

Достав из рюкзака дневник Миа, Кейти устроилась с ним на кровати. Торопливо пролистнув страницы до того места, на котором остановилась минувшим утром, отложила в сторону порванный снимок – Миа без теперь отсутствующей там Кейти. Она продолжила листать страницы, бегло просмотрев записи об ужине Миа с Финном и поездке в аэропорт, где им не удалось поменять билеты, и остановилась на коротком, обведенном в кружок предложении: «Мне нужно снова его увидеть».

Кейти медленно переворачивала страницу, а ее сердце грозило выпрыгнуть наружу. После такого все могло измениться. Правда, которую предстояло узнать Миа, подкосила бы и самого стойкого человека. А если человек уже подвергся испытаниям, лишился матери и переживал все так остро, что по лицу можно было прочесть всю его душу, этого было достаточно, чтобы спровоцировать головокружительный полет в пропасть, выбраться из которой не представлялось возможным.

(Мауи, октябрь прошлого года)

Миа казалось, что помещение наполняется водой и она тонет. Дыхание остановилось. В глазах потемнело. Она попыталась глотнуть воздуха, но вместо воздуха в горле застряли сказанные Миком слова: «Ты не моя дочь».

Всего каких-то полчаса назад она уплетала французский тост, завтракая с Финном в баре и обсуждая предстоящую поездку в Австралию. Вдруг она прервалась на полуслове. По улице шел Мик с коробкой продуктов в руках. Он остановился, чтобы перекинуться парой слов с мужчиной с редеющими, собранными в хвостик волосами. Мик что-то сказал ему, тот расхохотался, и оба разошлись, каждый по своим делам. Она наблюдала, как он перешел на другую сторону и двинулся в направлении своего дома.

– Он? – поинтересовался проследивший за ее взглядом Финн.

– Да.

– Тебе надо с ним поговорить.

Удивленная таким категоричным тоном, Миа повернула голову и увидела суровое выражение его лица.

– Не могу.

– Тогда это сделаю я, – заявил он, поднимаясь.

– Ты что?!

– Он порядочный говнюк, Миа. Ты проделала такой путь…

– Финн, не смей, – твердо сказала она, кладя поверх его руки свою.

Он выжидающе посмотрел на нее, затем выражение его лица несколько смягчилось.

– Прости, я лезу не в свое дело. Просто не люблю, когда ты ходишь точно в воду опущенная.

После нанесенного Мику визита прошло четыре дня, и Миа частенько ловила себя на том, что ведет с ним воображаемые разговоры, озвучивая все невысказанное. Она уже не раз обещала себе прекратить мечтать и действовать.

– Ты прав. Я действительно должна с ним поговорить. – Положив нож с вилкой на тарелку, она поднялась из-за стола. – Встретимся в гостинице.

Чувствуя, как солнце припекает сзади шею, она торопливо, почти бегом устремилась к дому Мика. Оказавшись у входной двери, забыла про звонок и трижды постучала. Мик с корзинкой помидоров в руке открыл почти сразу же.

– Миа. – Увидев ее, он не выказал никакого удивления, будто смирившись с мыслью, что ему предстояло выполнить то, чего он надеялся избежать. – Думаю, нам стоит поговорить.

Они прошли на кухню, где на столешнице возле еще не разобранной коробки с продуктами лежали пачка пасты и два цукини. Положив помидоры, Мик посмотрел на нее.

На сей раз голос Миа не подвел.

– Хочу, чтобы ты знал, – начала она уверенным тоном, – что я прилетела на Мауи вовсе не за тем, чтобы просить тебя стать мне отцом. Я здесь для того, чтобы понять, почему ты оставил нас. Уж, по крайней мере, на это я имею право.

– Конечно. – Он посмотрел на нее в упор. – Боюсь только, что ответ тебе не понравится.

Она ждала, когда он продолжит.

– Пожалуй, нам лучше сесть.

– Итак… – Она не двинулась с места.

Мик сжал пальцами переносицу.

– Сожалею, Миа, но ты – не моя дочь.

Вот так все и обернулось.

– Пойдем. – Мик осторожно взял ее под локоть. – Тебе надо на воздух. – Проводив ее на террасу, он усадил ее в кресло. Она нагнулась вперед так, что голова опустилась ниже колен. Мик раскрыл установленный в центре стола зонтик, чтобы на нее не падало солнце.

Он сходил за водой и поставил перед ней бокал. Медленно выпрямившись, она поднесла его к губам.

Мик выдвинул стул и сел напротив.

– А Кейти? – еле слышно спросила она.

Куда подевались вся ее недавняя решимость и целеустремленность?

– Кейти – моя, – кивнув головой, ответил он.

Кейти – его дочь. А она – нет. Мик встал между ними непреодолимой преградой.

– Я был в полной уверенности, что мама тебе все рассказала.

И мама, разумеется, знала. Как же она могла утаить от нее?

– Когда ты появилась здесь несколько дней назад, – сказал Мик, качая головой, – я был потрясен, что ты назвала меня своим отцом.

Она вспомнила его ошеломленный вид, когда заявила: «Я – Миа. Твоя дочь».

– Я чувствовал себя ужасно после того, как фактически выпроводил тебя. Я убедил себя в том, что, раз Грейс ничего тебе не говорила, я тем более не вправе был это делать. Понимаю, это выглядит малодушно.