работает на пределе своих возможностей, помогая мне уворачиваться, блокировать, искать хоть какую-то брешь в его защите. Но их почти не было. Этот детина был словно монолит, высеченный из гранита, непробиваемый и беспощадный.

Я думал, что Громила был силен. Но этот богатырь был мощным, как танк.

Ратибор и несколько моих воинов попытались прийти мне на помощь, но Алеша раскидал их, как щенков, играючи. Одного он отбросил мощным ударом плеча, другого сшиб с ног ударом рукояти палицы, а Ратибора, который пытался зайти сбоку, просто отшвырнул в сторону, будто надоедливую муху. Я остался один на один с этим разъяренным гигантом, в тесном пространстве терема. Каждый его удар мог стать для меня последним.

В голове всплыли слова Ратибора о Громиле, с которым ему когда-то пришлось столкнуться: «Не только силой бери, но и хитростью».

В открытом бою мне не одолеть этого Алешу. Его сила была слишком велика. Нужно было действовать иначе, использовать его мощь против него самого.

Я начал медленно отступать, пятясь к узкому коридору, ведущему вглубь терема. Алеша, рыча от ярости, шел за мной, шаг за шагом, нанося удар за ударом. Его палица со свистом рассекала воздух, кроша деревянные стены, высекая щепки и поднимая облака пыли.

Я заманивал его все дальше в коридор, где он не смог бы размахнуться в полную силу. Вот он заносит палицу для очередного удара, я делаю вид, что спотыкаюсь, теряю равновесие. Алеша, видя мою мнимую оплошность, ухмыляется и замахивается сильнее для решающего удара, вкладывая в него всю свою недюжинную силу. Этого я и ждал.

В самый последний момент, когда палица уже была готова опуститься на меня, я резко перекатываюсь под его рукой, уходя с линии атаки. Алеша, не ожидавший такого маневра, промахивается, его палица с треском врезается в пол, застревая в бревнах. Я мгновенно вскакиваю на ноги, оказываясь у него за спиной. Не давая ему опомниться, я что есть силы бью обухом топора по его ногам, целясь в подколенные сухожилия.

Алеша издает дикий рев. Его ноги подкашиваются, он теряет равновесие и начинает заваливаться назад. Я не даю ему упасть, прыгаю на него, валя на пол. Острие моего топора оказывается у его горла.

Он тяжело дышит, глядя на меня снизу вверх. В его глазах — смесь боли, ярости и удивления. Он не понимает, как я, будучи гораздо меньше и слабее его, смог его одолеть.

— Сдавайся, — хриплю я.

Алеша тяжело дышит, смотрит на меня. На лице — удивление.

— Ловко. Не ожидал.

— Где Душан и Ярополк?

— Ушли. Еще давно. Сказали, что вернутся с подмогой.

— А ты?

— А я остался. Живу я тут, — хмыкает он.

Пленение Прохора и Алеши — неожиданный успех. Но главные зачинщики сбежали. И, что хуже, где–то снаружи Добрыня со своим отрядом ведет бой, не зная, что мы уже внутри. Нужно открыть ворота.

Я бросаюсь к выходу, оставляя Ратибора с пленными. На улице уже вовсю идет бой. Крики, звон оружия, дым… Наши пробиваются к воротам, но совинцы яростно сопротивляются.

Не успел я перевести дух, наслаждаясь минутной передышкой, как меня резко окликнул один из моих бойцов, молодой парень с испуганным лицом:

— Староста! Там! Алеша этот! Снова на ногах!

Я резко обернулся. Неужели этот медведь поднялся после такого удара? И точно. Он стоял, покачиваясь, но в его руках снова была зажата окровавленная палица. Ярость искажала его лицо, он был похож на раненого зверя, готового броситься на своего обидчика.

Вот же упрямый. И как только оклемался. У него же ноги должны были отняться.

Не теряя ни секунды, он двинулся в мою сторону, сметая всех на пути. Мои воины, пытавшиеся его остановить, отлетали в стороны, как кегли. Он шел напролом, как живой таран, не обращая внимания на боль в раненых ногах. Его рев разносился по всей площади, вселяя ужас в сердца моих людей.

Медлить нельзя. Алеша был слишком опасен. Нужно срочно открыть ворота, чтобы впустить отряд Драгана и Добрыни, иначе мы могли проиграть эту битву.

— Ратибор! — крикнул я, перекрывая шум боя. — Бери Прохора! «Побеседуй» с ним! Веди его к воротам! Заставь его приказать бросить оружие и открыть ворота!

Ратибор, который стоял рядом с плененным старостой Совиного, кивнул и, подтолкнув Прохора в спину, направился к воротам. Я же снова оказался лицом к лицу с разъяренным Алешей.

Снова бой. Снова ярость, звенящая в воздухе. Но теперь я знал, как его победить. Я не стал вступать с ним в открытый бой, не стал пытаться пересилить его. Вместо этого я кружил вокруг него, уворачиваясь от его уже медленных, но все еще смертоносных ударов. Я изматывал его, заставляя тратить силы впустую. Я выжидал, наблюдал, искал момент для решающей атаки.

Он был ранен, его движения были не такими быстрыми. Кровь сочилась из раны на ноге, оставляя за ним багровый след. Он тяжело дышал, с каждым выдохом из его груди вырывался хриплый стон.

Я же скользил вокруг него, уклоняясь от атак. Палица со свистом рассекала воздух там, где я был мгновение назад. Я ждал. Я знал, что он не может продолжать в таком темпе вечно. Он устанет. Он замешкается. И тогда я нанесу свой удар.

И я дождался. В какой-то момент Алеша, замахнувшись для очередного удара, на мгновение потерял равновесие, его раненая нога не выдержала, и он пошатнулся. Это был мой шанс.

Я молниеносно подпрыгнул, взлетев над землей, и нанес ему удар топором по незащищенной руке, целясь в запястье. Лезвие вошло в плоть, раздался хруст ломаемых костей. Алеша взвыл от боли, его пальцы разжались, и палица с глухим стуком упала на землю. Я старался не разрубить руку. Ну хочется мне заманить в команду бугая, который олицетворял бы силу моего войска. Не Громила, так Алеша. Если и этого не прихлопнут.

Он посмотрел на меня.

— Хватит. Ты храбрый воин, Алеша. Но эта война не твоя.

Алеша смотрит на меня тяжело дыша. Переводит взгляд на палицу, лежащую на земле. И не поднимает ее.

— Может, ты и прав. Надоело мне это все.

В этот момент раздается крик:

— Ворота открыты!

Добрыня, с окровавленным мечом, стоит у распахнутых ворот. Совиное пало.

Победа. Но какой ценой? Потери с обеих сторон. И хотя мы захватили Совиное, главные враги ушли. И кто знает, с чем они вернутся…

Я оглядываю поле боя. Дым, крики раненых, тела