– Кейт, ради Бога, очнись!

Веки ее вздрагивают и медленно приподнимаются. Я никогда не видел у нее такого взгляда – будто одурманенного. Кейт почти не пьет, а тут ощущение, что она напилась буквально в стельку: ее глаза были… ну абсолютно никакие.

– Кейт, что с тобой? Надо уходить!

– Поздно, – с трудом цедит она. – Он уже рядом.

– Кто Он?

– Ты знаешь. Нам не уйти. Но ты, если один, еще сможешь.

– Нет-нет-нет! Я тебя не брошу!

– Беги, дурак! Он… О Боже!

Ее лицо искажается ужасом, а взгляд устремлен куда-то мне за спину. Я оборачиваюсь…

* * *

Я едва не упал с нар, резко проснувшись, и поморщился от боли. Все тело затекло, будто было сделано из цельного бревна по принципу Буратино, мышцы ныли, шея не ворочалась. Да уж, изолятор временного содержания – это не люкс в отеле.

В камере мы с Луи были по-прежнему вдвоем. Кейт отвели куда-то еще. Хотя бы за это местным полицейским можно было сказать спасибо – соседство каких-нибудь уголовников, учитывая наше облачение, стало бы большой неприятностью. С них бы сталось докопаться до наших средневековых нарядов. Впрочем, может, и благодарить-то не за что – городишко мелкий, и преступников в нем соответственно – пара пьяных дебоширов да полтора карманника. Удивляло другое: с тех пор, как нас вчера задержали якобы по ориентировке насчет событий в замке, – никаких допросов, предъявлений обвинений, ничего такого, что вроде бы положено проделывать с задержанными. По крайней мере я так по телевизору видел. Конечно, телесериалы – тот еще источник информации, но не может же там все быть враньем! И сама ориентировка вызывала большие подозрения. Полиция так быстро не работает. Откуда они узнали? Им позвонили? Скорее всего да, и «попросили» задержать ряженых. Причем «попросил» тот, кому местная полиция отказать не может. То есть либо мэр, либо…

Появление конвоя застало нас врасплох. Луи вообще еще не продрал глаза толком, а я целиком был погружен в свои мысли. Вошли двое конвойных, а за ними…

Не знаю, почему я промолчал. Может, просто страх заморозил возглас в горле. Кроме того, я не знал, кто или даже что такое сейчас мой отец, а это сейчас было самым важным для понимания ситуации. Луи он едва удостоил взглядом, зато меня чуть ли не рентгеном просветил.

– Выводите! – распорядился отец.

Именно распорядился, будто вся полиция сидела у него на жалованье. Хотя что это я, может, и сидела. Или голос его «волшебный» сработал.

– Обоих? – Конвойный был предельно лаконичен.

– Нет, сейчас мне нужен только этот. – Отец кивнул в мою сторону, после чего сразу развернулся и вышел из камеры.

* * *

– Оставьте нас!

И опять ни слова возражения! Никаких «Вы уверены? Он может быть опасен!». Беспрекословное подчинение.

– Здравствуй, сын, – наконец произнес он, глядя мне в переносицу.

На сей раз в словах его не содержалось никакого приказа, так что я смог даже сарказм себе позволить:

– Надо же, помнишь, оказывается!

Он поморщился.

– Понимаю, что ты чувствуешь…

– Да ладно?! Как это возможно, если сам все чувствовать перестал?

– Не совсем так. Я – «лояльный», у нас процесс до конца не дошел.

– А по мне, так очень даже дошел. Иначе бы ты не поступил так предательски со своим сыном и его друзьями.

– Во-первых, у меня не было выбора. А во-вторых, все пошло не так, как должно было. Те, кто напал на Логово, как-то забыли меня предупредить об этом.

Отец пытался язвить, хотя я видел, что ему не по себе. К тому же он, похоже, специально избегал слов в повелительном наклонении, будто не очень-то контролировал свою способность подчинять голосом и не хотел меня «зомбировать». Интересно почему?

– Не было выбора? – переспросил я. – У тебя?

– Думаешь, нас просто так зовут «лояльными»? – устало проговорил отец. – Есть приказы, которые не обсуждаются.

– По-моему, как раз ты отдаешь приказы, которые не обсуждаются. Как тебя назвал тот урод в плаще? Сирена? Это что, как в мифах? Значит, ты своим голосом можешь управлять людьми?

– Да, сын. Но не все так просто. Начальство общается со мной всегда только в присутствии глушителя, чтобы нейтрализовать мое возможное воздействие на них.

– Глушителя?

– Так особый вид Измененных называют – тех, что могут временно подавлять способности других. А сам я на инъекциях сижу. Раз в месяц обязательно. Иначе – смерть.

У меня пересохло в горле.

– Это что, как наркотик? А слезть можно?

– Можно. Но только на тот свет. Без вариантов.

От избытка эмоций я взъерошил волосы.

– Но как такое могло с тобой случиться? Ведь ты же… Ты же, блин, Петр Подгурский!

Он вздохнул.

– Мне не повезло. Я купил карьер в неподходящем месте. Чертов Обломок угораздило упасть именно здесь.

– Тот самый Обломок? Из тех, что создают Зоны?

– Да. И тут мои интересы пересеклись с интересами АПБР. А спецслужба, если захочет, достанет кого угодно. Вот меня и достали.

– А Пашку?

– И его тоже. Лишь чуть позже, чем меня. Никто из нас не хотел умирать, но еще меньше мы хотели, чтобы умер другой. Этим они нас и держали, заставляли выполнять свои приказы.

– Где он? Что с ним?

– Паша? Не знаю… Да правда не знаю! – впервые за этот разговор вспылил отец, поймав мой недоверчивый взгляд. – Я не видел его с момента атаки на Логово. Как ты понимаешь, я замок больше не контролирую. И мое… начальство тоже.

Внутри у меня все сжалось. В горле образовался комок, мешающий говорить.

– Этот… монстр, который занял место Пашки, кто он? Мог он его убить?

Отец пожал плечами.

– Запросто. Все, что я могу о нем сказать, – это был Измененный невероятной силы, причем с иммунитетом к способностям остальных. До сих пор такое встречалось только у сувайворов.

– Это еще кто?

– Такие люди, которые попали под излучение первого Обломка, но выжили и почему-то даже не изменились. Они обрели какие-то особые свойства. Их было всего человек пять… кажется.

– И на кого же этот тип работает? На террористов? Как их там? Новый Мировой Порядок?

– Не знаю. Может, на них, а может – на себя самого.

Угу. Не знает. Или не хочет говорить. А больше всего меня бесит его спокойствие. Паша пропал. Неизвестно, жив ли он. Мои друзья погибли. По крайней мере часть моих друзей. Мог погибнуть и я. А отец невозмутим, разве что слегка обеспокоен. Интересно только чем. Внезапно я почувствовал удушающую хватку бешенства. Какие бы ни были его оправдания, он подставил свою семью! Предал нас. Называть теперь его отцом? Нет уж, шалишь! Больше нет доверия, не говоря уже о любви. Вот только что ему от меня теперь надо? Почему он просто не подчинил меня голосом? Зачем все эти игры в раскаявшегося папочку?