– Действительно, все хорошо?

Я не ответила.

– Сьюзен, я только хочу сказать – у моего отца тоже была проблема с алкоголем. Я понимаю, каково тебе живется.

Я молчала.

Бриггс спросил, прекратились ли издевки одноклассниц, и я инстинктивно покачала головой.

– Кто там никак не уймется? Кэрол? Я с ней поговорю.

– Не надо, вы только хуже сделаете.

– Ладно, решай сама. Но если тебе захочется отдохнуть от Кэрол и ее компании, можешь приходить в мой класс на переменах. А если понадобится моя помощь, только скажи.

На следующий же день на первой перемене я пошла к мистеру Бриггсу – не потому, что не могла больше выносить издевки, а оттого, что предпочитала тишину и спокойствие. Он проверял тетради, а я села за дальнюю парту и достала книгу. Спустя несколько минут мистер Бриггс спросил, что я читаю. Помню, в тот день у меня в руках была «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома К. Джерома. Мистер Бриггс сказал, что это одна из его любимых книг. На следующий день он принес роман Пелама Вудхауса, который, по его мнению, мне понравится, и сказал, что я могу оставить книгу себе: у него столько томов, что он только рад немного расчистить полки. Так у нас и повелось: на переменах, как только прозвенит звонок с урока, я шла в класс к мистеру Бриггсу, доставала роман и читала, а он проверял домашние задания или писал конспект урока. Иногда он приносил мне книги, и мы их обсуждали. Несколько раз он пытался расспросить меня, как дела дома, но я неизменно отвечала уклончиво.

Он предложил держать мои визиты в тайне, чтобы не завидовали другие ученики, и я с радостью согласилась. Класс мистера Бриггса был моим личным оазисом порядка и спокойствия, и я не собиралась ни с кем делиться.

Но затем, разумеется, вмешался Эдвард. Он увидел в моей комнате несколько книг с фамилией мистера Бриггса на обложке, затем обратил внимание, что на большой перемене я не появляюсь на игровой площадке, и выследил меня.

– Чем это ты занимаешься наедине с Бриггси? – спросил он, забежав вперед и преградив мне путь по дороге домой. Я пожалела, что не проявила достаточной осторожности.

– Он проверяет тетради, я читаю книги, он дает мне почитать романы, мы о них говорим.

– Это как-то стремно. Учителям не разрешается оставаться наедине с учениками или что-то им дарить. Я слышал о таких, как он.

– Ты жалкое ничтожество. Он просто добрый человек.

Эдвард отвлекся при виде своего лучшего приятеля Стива (кстати, брата Кэрол), который катался на своем новом скейтборде по другой стороне улицы, и я воспользовалась шансом и прошла дальше. Я и думать забыла о этом разговоре, когда в школьной раздевалке пару дней спустя Ясмин, тихая девочка, с которой в других обстоятельствах мы могли бы подружиться, тронула меня за плечо, когда я надевала плащ.

– Мне кажется, ты должна знать. По школе ходят слухи о вас с мистером Бриггсом, – сказала она.

– Какие слухи?

– Что у тебя с ним роман.

– Какая чушь! Кто это говорит?

– Все. Говорят, что он тебе дарит подарки – книги и вещи, чтобы заниматься своим грязным делом.

Ясмин извинилась, что принесла плохие новости, сочувственно улыбнулась и ушла. Я осталась стоять – одна рука в рукаве плаща, другая бессильно повисла. Меня привело в ужас, как нечто настолько невинное можно замарать отвратительными подозрениями. Книги, вспомнила я. Кто знал о книгах? Кроме мистера Бриггса и меня, только один человек. Люди поверят всему, если им это нашептать, а Эдвард всегда был злобным сплетником. Я собиралась уличить его, как только приду домой, но он очень удобно отпросился в тот день ночевать у Стива. Слухи с фантастической быстротой дошли до школьного начальства, потому что не успела я достать из портфеля тетради и учебники и сесть за уроки, как матери позвонили из канцелярии и попросили утром зайти к директрисе. Мать спросила меня, что происходит, но я ответила, что не знаю. Я физически не могла думать о множившейся сплетне и надеялась, что все как-нибудь само собой затихнет и уляжется. Как только мать и я присели в кабинете директрисы, та перешла прямо к делу. Оказалось, ее внимание привлекла информация о недопустимых отношениях между мной и новым учителем Бриггсом. Тому есть свидетели, и не один, а много. Она попросила меня рассказать своими словами, что происходит. Я ответила, что прихожу в класс к мистеру Бриггсу на перемене, спасаясь от травли со стороны одноклассниц. Директриса спросила, дарил ли он мне подарки. Да, ответила я, но только подержанные книги. А просил ли он меня держать наши встречи в секрете? Да, но лишь чтобы и другие ученики не захотели оставаться в его классе на перемене. Директриса подалась вперед, выразила подобающую скорбь, что приходится поднимать такой вопрос, но трогал ли меня когда-либо мистер Бриггс и просил ли трогать его? Я могу быть совершенно честной, меня никто винить не будет, это же не я совершала нечто противоправное.

– Ничего подобного не было, – твердо ответила я. – Ничего даже отдаленно похожего. Никогда.

Директриса скептически поглядела на меня, словно не сомневалась, что я буду все отрицать. Заверив мою мать, что докопается до истины, она велела мне возвращаться в класс. Мать стояла с плотно сжатыми губами, когда я поцеловала ее на прощанье. На другой день за столом мистера Бриггса сидел замещающий преподаватель. Нам сказали, что мистер Бриггс заболел и, скорее всего, не вернется до летних каникул, которые начинались через пару недель. На будущий год он не появился, и больше я никогда его не видела. Я так и не узнала, уволили ли его, или он ушел сам после унизительного разговора с директрисой, или все равно собирался увольняться в конце учебного года. А меня снова ждала общая площадка на большой перемене и новые издевательства, причем уже не только по поводу пьянства моего отца. Но через несколько месяцев слухи о мистере Бриггсе приелись, и Кэрол переключилась на девочку, которую, как выяснилось, удочерили, и мальчика, который, по мнению Кэрол, был гей. Она по-прежнему прохаживалась насчет моего отца, но не с таким азартом. Однако я так и не простила Эдварда за то, что он лишил меня единственного места уединения и спокойствия и разрушил, как я до сих пор искренне убеждена, абсолютно нормальную человеческую симпатию между ученицей и учителем. Я высказала это брату в коридоре, вернувшись домой в день разговора с директрисой.

– Так любому же видно – он извращенец! – защищался Эдвард. – Поэтому я сказал Кэрол, когда был в гостях у Стива, потому что знаю – она твоя подруга. И вот почему я сказал директрисе!

Как ни странно, но моя мать была в ярости именно на меня, хотя вроде бы и поверила моим словам. Есть что-то нездоровое, заявила она, в том, что взрослый мужчина ищет общества девочки-подростка и осыпает ее подарками. Я, дескать, не должна была от него ничего принимать. Мистер Бриггс, наверное, понемногу втирался мне в доверие, и кто знает, чем это могло закончиться.

Мать обняла Эдварда за костлявые плечи:

– Слава богу, Тедди за тобой присматривает.